Последующие дни проходили весело и превратились в беспрерывные пиры для высшего общества Фив.

Каждый хотел понравиться Тутмесу, неутомимому участнику всех развлечений, и в то же время привлечь внимание таинственного пустынника Мемфиса, о котором носилось столько странных слухов и с которым всякий жаждал поближе познакомиться. К тому же Хоремсеб чрезвычайно охотно подчинялся этому общему любопытству, которого, казалось, совсем не замечал. С любезной простотой он отвечал на все приглашения, принимал у себя с княжеским гостеприимством и, не морщась, участвовал во всех развлечениях золотой молодежи. Он умел — вещь очень трудная — сочетать доброе мнение о себе старых сановников с признанием у молодых безумцев столицы.

Женщины были просто без ума от этого красивого и знатного молодого человека, всегда со всеми любезного, но никому не оказывавшего особого предпочтения. Только в этом отношении Хоремсеб, по — видимому, нисколько не изменился. Сердце его оставалось холодным, и он, казалось, не подозревал об опасных страстях, возбуждаемых им в сердцах девушек, пылких, как тропическое солнце, под которым они родились.

Так прошло больше трех недель. Нейта не показывалась ни на одном празднике. Серьезная болезнь, сопровождавшаяся страшной слабостью, удерживала ее во дворце, но Роанта аккуратно навещала ее и сообщала обо всем, что творилось в Фивах.

Наконец, она совсем поправилась. Подруга добилась от нее обещания, что она примет участие в большом празднике, даваемом Хнумготеном и нарочно отложенном до ее выздоровления.

Нейта согласилась, несмотря на терзающую ее тайную грусть. Неумолимо приближавшаяся минута возвращения Саргона давила на нее, как кошмар. Это было непреодолимое препятствие, становившееся между ней и Ромой, и мысль принадлежать человеку, к которому она чувствовала только участие, бросала ее в дрожь. Эти печальные мысли вызвали бледность на тонком лице девушки и придавали меланхолическое выражение ее большим бархатистым глазам.

К празднику Нейта оделась со вкусом и великолепием, которые еще больше выделяли ее чудную красоту. На ней было длинное и широкое платье из багряно — красной материи, вышитое по низу золотом и жемчугом. Золотой пояс, отделанный жемчугом и бирюзой, стягивал ее тонкую и стройную талию. Ожерелье и браслеты из тех же камней украшали шею и руки. Маленький багряный клафт, украшенный чудной диадемой, подарком Хатасу, покрывал голову.

Не желая производить сенсацию своим появлением, Нейта отправилась к своей подруге до начала праздника. Так как Роанта была еще занята туалетом и последними распоряжениями, Нейта вышла на террасу. Раскинувшись в кресле, она предалась мечтам, вдыхая свежий аромат роз.

Неизвестно, сколько минут пролетело в грезах, но вот на террасу вошла Роанта:

— Что ты делаешь здесь, Нейта, одна на террасе? Я всюду ищу тебя. Гости уже собрались, а Хоремсеб приедет с минуты на минуту. Как ты прекрасна сегодня! — прибавила она, осматривая и целуя Нейту. — Даже бледность тебе к лицу, а эта складка грусти вокруг губ придает тебе чарующую прелесть. Решительно, Хоремсеб будет ослеплен, но будет слеп, если, увидев тебя, останется холодным.

Нейта презрительно пожала плечами.

— Сомневаюсь, чтобы мои прелести имели больше власти, чем прелести всех тех красавиц, которые страдают и вздыхают у ног безжалостного чародея. Я и не хочу этого. Такой человек, как он, привыкший нравиться всем женщинам, должен быть скучным и самовлюбленным. Я не хочу, — выражение гордости сверкнуло в ее черных глазах, — припрягаться к триумфальной колеснице этого гордеца, которую и так уже влекут самые красивые девушки Фив.

— Нейта! Нейта! Что за выражение! — воскликнула Роанта. — Когда сама увидишь его, ты будешь менее сурова к бедным созданиям, потерявшим из — за него сердце, Я говорю тебе, что он прекрасен, как Горус. Его пылающий взгляд бросает неодолимое пламя в сердце каждой свободной женщины. Берегись, Нейта, как бы ты сама не попала под влияние его чар.

Насмешливая улыбка скользнула по губам Нейты. Что — то враждебное звучало в язвительном тоне, когда она отвечала:

— Прекрасный, как Горус, бог, достойный любви! Разве ты не знаешь, что бога обожают, но не любят? Я готова поклоняться божественному Хоремсебу, но не боюсь когда — нибудь полюбить его.

— Нейта, неблагоразумная! Не вызывай этого странного и таинственного человека. Внутренний голос говорит мне, что это принесет тебе…

Роанта, страшно побледнев, умолкла. Сдавленный крик сорвался с ее губ. Ее взгляд неожиданно упал на человека, который, скрестив руки на груди, прислонился к гранитному льву, украшавшему нижнюю ступеньку лестницы террасы. Ужас и тоска сжали сердце женщины.

Каким образом Хоремсеб — это был он — попал сюда? Давно ли он стоит здесь? Без сомнения, верный своей любви к неожиданным появлениям, он вошел через боковую дверь, тогда как его торжественно ждали у главного входа.

У Роанты появилось предчувствие, что если дерзкие слова Нейты были услышаны, то она может дорого поплатиться за них. При восклицаний подруги Нейта обернулась и, с неприятным удивлением, посмотрела на человека, стоявшего у подножия террасы. Она никогда прежде не видела его, но какой — то внутренний голос шептал ей, что это был князь. Он казался совершенно равнодушным, но из — под полуопущенных век на молодых женщин был устремлен пылающий и острый взгляд. На губах князя блуждала непередаваемая улыбка, открывая зубы ослепительной белизны.

— Ах, князь! Как вы нас испугали! Нехорошо так захватывать врасплох людей, — сказала наконец Роанта, поборов волнение.

— Наоборот, я поздравляю себя с этим. Какое чудное зрелище — видеть двух прекрасных женщин, которые не подозревают, что ими любуются! — ответил князь, быстро поднимаясь по лестнице на террасу.

Пожав дружески руку Роанты, он подошел к Нейте и почтительно ей поклонился. Выражение удивления, смешанного с иронией, светилось в его мрачном взгляде, устремленном на дерзкую девушку, осмелившуюся бравировать и презирать его могущество.

При его приближении Нейта выпрямилась и презрительно подняла голову. Ее алые губы сложились в гримасу неприступной гордости, а в прекрасных блестящих глазах светилось ледяное равнодушие. Вся ее фигура дышала глухим возмущением и нескрываемой враждебностью.

— Приветствую тебя, самая прекрасная из египтянок! Я счастлив, что мне наконец удалось познакомиться с благородной Нейтой, дочерью Мэны, славного друга моего отца, — сказал Хоремсеб, по — видимому, не замечая враждебной позы собеседницы. — Позволь мне сказать тебе, что я слышал твои жестокие и несправедливые слова. Ты осуждаешь меня за поступок, которого я не совершал. Не имею ли я, Нейта, такого же права упрекать тебя за твою красоту, за все прелести, которыми одарили тебя боги? Можешь ли ты любить всех обожателей, вздыхающих у твоих ног?

Он так близко наклонился к ней, что его горячее дыхание обожгло щеки Нейты. Его чарующий взгляд, казалось, пронизывал ее насквозь.

— Я сам, — прибавил он, — готов сойти со своей триумфальной колесницы и припрячься к твоей, чтобы добиться улыбки на этом маленьком ротике, таком мятежном и презрительном.