На всякий случай Лобанов встал, подошел к окну, но снова никого не увидел.

— Мы пришли одни, — поспешно сказал Иннокентий.

— Хорошо, коли так. Но ты же сам отлично знаешь, что ты из тех, от которых можно ждать любой гадости. Несмотря на то, что ты князь. Но кодекс чести не для тебя. Выкладывай.

— Почему бы нам не объединить усилия и вместе поискать это таинственное место. Наши шансы найти картины резко бы увеличились.

— Исключено, искать с вами я не стану даже прошлогодний снег. Как только мы найдем тайник, кто-то из ваших меня сразу же прикончит. Может быть, даже ты. Больше я вам не буду нужен, со мной придеться делиться. А зачем это вам. Предлагай вариант, при котором у меня есть шанс остаться в живых.

— Поверь, никто не собирается тебя убивать, ты сам делаешь ситуацию опасной своим недоверием.

— Ты прав, недоверие — не лучший способ строить отношения, но доверять таким людям, как ты или как Ник Грегори, может только сумасшедший. А я еще не сошел с ума. Покончили с этой темой. Есть у вас в запасе другая?

— Говорить, Иннокентий, second version, — вновь подал голос Джордж.

— Мы готовы уплатить тебе любую сумму, какую ты укажешь. Гораздо больше той.

— Миллиард долларов!

Иннокентий захохотал, как над самой остроумной шуткой.

— Ты молодец, я не ждал от тебя такого. Ты сам понимаешь, речь идет о разумной цене. Но ты даже не представляешь, какие большие деньги тебе готовы заплатить!

— Назови сумму и буду представлять.

Иннокентий несколько минут молчал, словно не решаясь выговорить эту цифру. Лобанову надоело ждать.

— Либо говори, либо уходи. Как говорят в таких случаях: третьего не дано.

— Я скажу. Тебе предлагают пять миллионов долларов. В любой момент и в любой форме, в какой пожелаешь, а также в любой стране.

Несколько минут Лобанов молчал, затем стал хлопать себя по карманам. Но сигарет в них он так и не обнаружил.

— Натали, не угостишь меня сигареткой, — быстро взглянул он на нее. Ее обычно бесстрастное лицо сейчас даже побелело от напряжения.

Она поспешно достала из кармана пачку и протянула ему сигарету. Неожиданно проникший в легкие дым успокоил его до предела возбужденные нервы.

— Видишь ли, дорогой мой Иннокентий, мне все время что-то мешает взять у вас деньги. Тогда помешала смерть старой княгини. А вот после гибели этого замечательного юноши, я вдруг окончательно понял то, что сознавал до сего момента не совсем четко. Мой прадед погиб где-то здесь потому что он понимал, что есть нечто большее, чем эти бумажки. А ведь у него была возможность уехать и умереть совсем другой смертью. Такие, как ты, считают непреложной истиной, что если нельзя купить человека за деньги, то его можно купить за большие деньги. Джордж, объясни мне, ну зачем тебе эта гора долларов, ты же всегда можешь заработать на жизнь за каких-то полчаса. Смотаешься в казино, поставишь на свою любимую семерку — и ты при деньгах.

— Что есть смотаться? — спросил Джордж.

— Это означает пойти в какое-нибудь место и честно заработать деньги. Хотя бы с помощью рулетки. Ты понял меня?

— О, да, мне понятно. Рулетка — это good, я большой любитель рулетки. Это сильно возбуждать, как наркотики.

— Вот видишь, Джордж, как полезно отсутствие у человека денег. А если они у тебя будут, ты же ничем себя не возбудишь. Одно остается — колоться. Ты же сам знаешь, колоться — это значит быстро сыграть в ящик. Бросай ты этих уголовников к чертовой матери, не к лицу тебе якшаться с этой публикой, вспомни, что в тебе течет царская кровь. Твои предки таких господ заколачивали в кандалы да отправляли на каторгу, где им и место.

Внезапно с Джорджем произошло то, что может быть не случалось с ним самого рождения: он задрожал, как в лихорадке.

— Ты верно говорить, я не хотеть с ними. Но он меня заставлять, — с ненавистью посмотрел Джордж на Иннокентия.

Иннокентий же пока Лобанов произносил речь, молча сидел на стуле, то бледнея, то краснея. Внезапно он вскочил со своего места и затряс кулаками.

— Хватит, надоело слушать всю эту чушь! Кого ты из себя изображаешь? Тоже мне князь! Запомни на всю свою жизнь: ты никогда им не был и никогда не будешь. Ты просто жалкий червяк и все делаешь только для того, чтобы покрасоваться. А хочешь скажу перед кем? Перед ней! — торжественно направил он свой перст на Натали. — Потому что ты сразу понял, что она настоящая аристократка. А ты как был ничтожным офицеришком, им и останешься навеки. Ты мучаешься из-за того, что тебе этого не дано, и ты готов даже отказаться от пяти миллионов только для того, чтобы потешить свое самолюбие и доказать ей, что ты настоящий князь. Думаешь, никто этого не понимает. Она, — снова ткнул он пальцем в ее сторону, — тебя давно раскусила. И кроме презрения ты не вызываешь у нее никаких чувств.

— Прошу тебя. Иннокентий, не говорить от моего имени, — совершенно спокойно, как будто речь шла о просьбе за обедом передать соль, попросила Натали.

— Я знаю, что это так. Хватит этой лжи, Натали. Ты и он — вы абсолютно несовместимы, как огонь и вода, как дерево и железо.

— Насколько мы совместимы мы способны выяснить без твой помощи, — проговорила Натали. — Ты полностью потерял самообладание и сам не понимаешь, что несешь.

Но последняя ремарка произвела обратный эффект, вместо того, чтобы чуть-чуть успокоиться, Иннокентий взорвался еще сильней.

— Да, ты права, я потерял самообладание. Но это не самая страшная моя потеря. Я потерял гораздо более ценное. Я потерял тебя. Этот солдафон увел тебя от меня. И зная, как я к тебе отношусь, ты призываешь меня к самообладанию. — Внезапно Иннокентий повернулся от Натали к Лобанову. — Да как к тебе пришла мысль прикоснуться к ней, даже подумать о такой возможности. Ты только посмотри: кто ты и кто она? Запомни, ты такой же князь, как я персидская принцесса.

— Мне надоело тебя слушать, — спокойно сказал Лобанов. Выкуренная сигарета, словно таблетка, помогла обрести ему невозмутимость. — Мы тебя не звали, ты пришел в мой дом и стал меня поносить, как последний грузчик. Убирайся.

— Твой дом, — зло засмеялся Иннокентий. — Твой дом далеко. А это дом князей Лобановых-Тверских, а не всяких самозванцев. Когда я тебя впервые увидел, я сразу почувствовал, что ты из таких.

— Ты начал уже повторяться. Это наводит