— Со мной все в порядке, Пиппа, — повторяет Нейт.

— Я знаю, — улыбается Кин, прежде чем перейти к формальному опросу, которого Нейт и так ждала. Нет провалов в прошлое? Руки не дрожат? Нет галлюцинаций? Нет дезориентации, внезапных приступов горя, страхов? Не возникает жгучего и сильного желания отомстить?

Нет, нет, нет, нет и так далее.

Кин внимательно смотрит в лицо Нейт, пока та дает честные ответы на скучные вопросы, а затем решает, что этого довольно, ставит мокрую печать на подтверждении боеготовности инспектора и затевает пустой разговор о последних новостях. Поскольку злоключения самой Нейт заняли место последних новостей на нескольких крупных сайтах, оставалось обратиться к единственной теме, которая могла с ней соперничать, — обсудить билль о наблюдении. Кин, как и Нейт, хочет поддержать осторожный подход, но еще не приняла окончательного решения. Она говорит, слишком много вокруг шуму. Слишком много криков и мало мыслей. Возмущенная девушка из Лотиана написала искрометный текст, разносивший в пух и прах саму идею имплантатов. Он разошелся по социальным сетям вчера вечером, а утром вызвал серию решительных возражений от сторонников быстрейшего и полного введения процедуры, потому что, мол, это вопрос равного доступа всех граждан к развитию общества будущего. Кин отправляет первый текст на терминал Нейт, но к нему столько обращений, что частный сервер, где он хранится, упал, так что девушка стала жертвой своей нежданной славы. Кин говорит, что, наверное, стоит положить билль под сукно, пока не появится рабочий прототип и конкретный случай применения. Ведь даже Система не может заставить людей вести себя более рационально. Инспектор возражает. Так следует делать, даже если нам это не нравится.

На этом неприметная, но вполне узнаваемая проверка способности инспектора сосредоточиться, обдумать и сформулировать свои мысли закончилась, и Кин невыразительно попрощалась. У дверей она пожимает Нейт руку, и та, как всегда, вспоминает карточный трюк, прикасаясь к сухой коже ее ладони.

Только потом Нейт понимает, что солгала, точнее, слегка соврала, и непреднамеренно. Вспышка воспоминаний Бекеле в доме Дианы Хантер, в общем, не были галлюцинацией. И за провал в прошлое его, наверное, принять нельзя — просто внезапное и мощное воспроизведение имплантированной памяти. Обоняние ведь сильнее всего связано с механизмами памяти.

За четыре дня она просмотрела почти тридцать часов записей «Гномона». Тело кажется неудобным, где-то тесным, где-то слишком просторным. Одежда натирает. Ей нужно как следует отдохнуть, а потом снова браться за дело. Предельная усталость не должна отвлекать от работы.

Она тихонько вздыхает, думая о мужчине с собакой. О всех мужчинах с собаками.

Ничто не отвлекает ее от работы.

* * *

В те же допотопные времена, когда дом инспектора обзавелся своим бессонным неоновым украшением, у полицейских были специальные доски, на которых они закрепляли вырезки и фотографии, чтобы визуализировать ход расследования, причины и следствия, связи между проходившими по делу людьми. Нейт кажется, что такой способ предполагает линейное восприятие мотивов, затрудняет выражение многомерных и часто противоречивых извивов человеческой хитрости. Современные технологии, разумеется, улучшили его: у Нейт тоже есть такая доска, но изображение проецируется на белую оштукатуренную стену у нее дома, а вся информация содержится в Системе. Каждый отдельный документ можно найти в поиске и присвоить ему отметку; она может по своему желанию выбрать любую часть схемы и сделать ее вершиной дерева, чтобы все остальные перестроились, ответвились от главного побегами и спутанными пасмами скверных поступков. «Перевернуть дело с ног на голову» — старый совет любому сыщику, чье расследование зашло в тупик, но лишь недавно такая опция появилась в выпадающем меню.

Сейчас, кроме факта смерти Дианы Хантер под арестом и официальных документов, на стене Нейт приколот Лённрот — в красной рамочке, с меткой «опасен». Теперь она без какого-то порядка добавляет новые ключевые слова: «огненные судьи» и «огненный хребет», «проходить сквозь стены», «чертог Исиды» и «универсальный растворитель (алкагест)». Пусть Свидетель их свяжет, как сумеет.

Что он и делает, конечно, самым безупречным и тщательным образом. На левой части доски-стены появляются ссылки, написанные мелким шрифтом. Небрежным жестом она смахивает их в сторону, но потом вызывает обратно: что-то в псевдодвижении привлекло ее внимание. Нейт увеличивает текст и прокручивает примечания. Видела, видела, не важно, не важно, видела.

Вот. И в конце концов она оказалась настежь открыта машине, будто та нарезала ее личность на страницы, пришила их к хребту и начала перелистывать.

— Что это?

— Выдержка из записи допроса Дианы Хантер, — чопорно отвечает Свидетель.

— Просто потому, что в ней есть слово «хребет»?

— Релевантность растяжима.

Что правда, то правда. Нейт терпеливо ждет дальнейших разъяснений, но машина молчит. Инспектор еще некоторое время смотрит на текст, затем отодвигает его в сторону и вводит имена кардинальных персонажей воображаемого мира Дианы Хантер: Кириакос, Афинаида, Берихун Бекеле.

Подумав, она добавляет: стеганография, криптография, апокатастасис и катабасис. Вся структура немного двигается, будто пожимает плечами, но принципиально не меняется. Нейт пожимает плечами в ответ, почти с раздражением: «Нет, я тоже не знаю, что с ними делать. Не смотри на меня так».

Свидетель напоминает, что в больнице Нейт делала заметки, и она морщится. Как и полусонные ночные открытия, гениальные мысли, заброшенные в Систему из больничной палаты, бывают очень разной ценности. Она бросает:

— Воспроизвести.

И слышит собственный голос, хриплый и решительный. Голос сообщает ей, что стол Хантер тот же, который стоял на кухне Кириакоса. К тому же Бекеле нарисовал акулу, затем купленную Кириакосом, — еще одна связь между нарративами по слову «гномон». Акулу, которая съела фондовую биржу. Нейт вдруг приходит в голову, что, по крайней мере, Бекеле может оказаться исторически существовавшим персонажем. Она заставляет себя отдать вслух распоряжение:

— Берихун Бекеле, биография и работы, сравнение с нарративом Дианы Хантер.

Стена обновляется, на ней появляется изображение величавого чернокожего старика, работающего над картиной. Врезка, зернистая пленочная фотография — и действительно, его кожа исчезает в равномерно-темном пятне, — он же, но молодой, красивый, в рубашке из вызывающе яркого оранжевого шелка.

— Нарратив Хантер совпадает с известными фактами, — отвечает Свидетель. — Берихун Бекеле жил до создания Системы, поэтому архивных данных мало. В нарративе содержатся непроверяемые детали. Игра «При свидетеле», видимо, позднейшая вставка, призванная показать современную Систему в невыгодном свете. Провести анализ мелких различий?

— Нет.

Нейт нутром чует, что это кроличья нора, и воображает, как злорадствовала бы Хантер, узнай она, что инспектор, как Алиса, в нее провалилась. С другой стороны…