Так писала Джейн – а сама усмехалась выспреннему стилю. Впрочем, это был стиль Уинифред. Водя по бумаге рукой своей «хозяйки», Джейн рассыпалась в благодарностях Мэри за доброту к ее дочери, точнее, к «малютке», как велела выразиться Уинифред. «Моя малютка давно погибла бы от несносного холода, имей я безрассудство взять ее с собою».

Наутро были забронированы места в почтовом дилижансе, направлявшемся сначала в Питерсборо, где планировалось перекусить, забрать груз писем и посылок и поменять лошадей. Из Питерсборо дилижанс следовал в Кембридж, расстояние равнялось почти половине пути до Лондона. По мере приближения к столице хозяева постоялых дворов, кои встречались теперь через каждые двадцать миль, становились все расторопнее и в считаные минуты меняли усталых лошадей на свежих. За это время нужно было погрузить очередную порцию почты и взять новых пассажиров, так что пассажиры старые едва успевали перехватить пирожок да кружку чаю.

– Завтра будем в Лондоне.

Сесилия вполголоса озвучила мысль, вертевшуюся у Джейн в голове с того самого момента, как она села в почтовый дилижанс.

– Да, – кивнула Джейн рассеянно, стараясь не показать, как беспокоит ее скорая встреча с графом Нитсдейлом. Она понятия не имела, что за человек предстанет перед нею; все попытки «разговорить» на эту тему Уинифред походили на битье лбом в закрытую дверь. По некоторым причинам Уинифред пожелала сохранить в секрете эту часть своей жизни. Джейн такое стремление уважала, но, учитывая обстоятельства, нуждалась в подробностях, чтобы не вызвать подозрений мужа Уинифред. Однако «хозяйка» упорно отказывалась сотрудничать с ней. Измученная мыслью о практически неизбежном обезглавливании, Джейн не имела ни сил на внутреннюю борьбу, ни желания конфликтовать со своим вторым «я».

Почему, например, Уинифред не рассказала Джейн о голосе Уильяма, о его повадках, о том, что он любит и чего не любит? Джейн привыкла относиться к подобному обмену информацией как к сплетням, но в предстоящем испытании ей просто необходимы были самые сокровенные воспоминания и мысли Уинифред о муже.

«Ну а что потом?» Джейн не знала, Уинифред ли задала этот вопрос, или он принадлежал лично ей. Действительно, что потом? Джейн покинет Британию восемнадцатого века? Уилл очнется? Как она узнает о его выздоровлении – или о его смерти? Как вернется в свою эпоху и жизнь, не убив Уинифред? А главное – вдруг Джейн не сумеет спасти графа Нитсдейла? Что будет означать такое развитие событий для ее жизни – никак не связанной с жизнью Уинифред Максвелл? Придется ли Джейн жить как Уинифред и в конце концов умереть под именем Уинифред? Неужели в этом – весь смысл трансформации? Джейн смахнула предательскую слезинку; впрочем, жест не остался незамеченным.

– Ах, милая Уини, – зашептала Сесилия. – Прости, я не хотела тебя огорчить.

Джейн слегка покачала головой.

– Меня огорчили вовсе не твои слова, Сесилия, – заверила она. – Мы с тобой, после стольких испытаний, приближаемся к пункту назначения – но вот как насчет нашей цели? Стала ли она ближе хоть на дюйм? Я боюсь за Уильяма, за детей, за наше будущее.

Сесилия погладила обтянутую перчаткой руку Джейн.

– Мало кому из женщин достало бы отваги свершить то, что уже свершила ты, моя милая подруга.

– Кембридж! – возвестил сверху возница.

Пассажиры дилижанса почти одновременно издали облегченный вздох. Завтра они будут в Лондоне; завтра начнутся настоящие испытания. Все мысли о Саквилле нужно задвинуть подальше. Им надлежит храниться в памяти, пока затеянная Джейн авантюра не получит то или иное разрешение. Лишь тогда Джейн позволит себе углубиться в анализ случившегося, в анализ своих чувств.

Возница протрубил в рожок, возвещая приближение к постоялому двору «Золотой крест», что на Чаринг-кросс, и сразу словно тысячи крылатых существ затрепетали в теле Джейн. Въезд в столицу подействовал на нее подобно гипнозу; она неплохо ориентировалась в городе, но познания относились к Лондону двадцатого столетия, а сейчас Джейн ждали совершенно новые впечатления.

Чьи-то сильные руки помогли ей выбраться из дилижанса. Смеркалось; воздух был сырой и серый. Джейн стояла рядом с Сесилией, наблюдавшей, как выгружают их багаж. Внимание Джейн занимала городская панорама, едва ею узнаваемая. Чаринг-кросс двадцатого века – место пересечения Стрэнда и Уайтхолла; краем он захватывает Трафальгарскую площадь. Чаринг-кросс, где колорит обусловлен зданием Национальной галереи, стаями голубей, бесчисленными автомобилями, оживленным потоком пешеходов и множеством магазинов и магазинчиков, еще не явился миру.

Глазами Уинифред она видела конную статую Карла I, а рядом с ней – позорный столб с полуживым беднягой. Голова и руки были надежно зафиксированы деревянными колодками. Джейн не могла разглядеть надпись, уведомлявшую о преступлении этого человека, зато видела, что его лицо и волосы выпачканы тухлыми яйцами, гнилыми овощами… и наверняка другой гадостью, думать о которой Джейн не хотелось. Никто не обращал внимания на несчастного – наверно, пик интереса к нему прошел, унижения были позади. Джейн знала: нельзя пялиться, нельзя выказывать удивление. Она качнула головой – Чаринг-кросс казался тесным и малолюдным, – в то время как Сесилия возбужденно и испуганно шептала:

– Святые небеса, что здесь за давка! Уини, милая, умоляю – наймем экипаж!

– Нет, мы пойдем пешком, – рискнула Джейн. До нужного дома было от силы десять минут ходьбы.

– Ты уверена, дорогая?

– Конечно. Стоит ли тратиться на четвероногое, когда у нас на двоих четыре ноги?

Сесилия рассмеялась.

– Ах, Уинифред, ты стала совсем другой. Честное слово, временами я совсем не узнаю тебя!

И они пошли пешком. Джейн благоразумно пропустила Сесилию вперед. Она не хотела сразу врываться на Стрэнд, в это скопление людей, лошадей, экипажей, тележек и повозок, запряженных пони. Джейн потряхивало. Она надеялась, что Сесилия не заметит ее состояния. Между тем легкое головокружение явно свидетельствовало о приближающейся горячке.

«Только не сейчас, Уини, – мысленно молила Джейн свою «хозяйку». – Ты должна быть сильной… Потерпи еще несколько минут».

– Берегись лоточников, милая Уини, – предупредила Сесилия. – Знаешь, в дилижансе я разговорилась с одной леди, и она много чего порассказала про повадки этих проныр. Так и норовят оскорбить порядочную женщину действием, а заодно и от кошелька избавить.

Джейн не сдержалась – хихикнула. Она смотрела на ряды лоточников. У каждого был широкий шейный платок, означавший принадлежность к сословию мелочных торговцев. Каждый нахваливал свой товар: фрукты, овощи, рыбу, напитки.

Джейн с Сесилией шли мимо, не обращая внимания на зазывные выкрики, предлагавшие взглянуть, остановиться, приобрести.

– Сюда, сюда, леди! Посмотрите, что за груши! Что за яблоки! Полдюжины за полпенни!

Впереди маячил другой товар, недоумевать по поводу которого было нельзя. Джейн видела уголь, обычный и древесный; но что это за мешки с пылью?