— И что он?

— Изволили ногами топать, орал, как я вообще додумался тебя в компанию взять. В общем, твою карту заблокировали по его распоряжению. Но я разблокировал.

— Спасибо, в курсе, эсэмэска пришла.

— В общем, Саша, если ты к нам на работу обратно собираешься, ты извини, не получится, взять не сможем. Фридрих Карлович на тебя зубы точит, а объяснить ему, что произошло… Если я ему объясню, что у меня в компании какой-то сионистский заговор — прости, что я Ефимова твоего любимого цитирую, — тут большой босс как-то скабрезно усмехнулся, — что у нас заговор какой-то, он от меня мокрого места не оставит.

— Спасибо. Как обычно — все сидят, а я посередине.

— Извини, Саша, так получилось.

— Я ради этого летел в Берлин?

— Саша, успокойся, просто так тебя в Берлин никто бы не потащил, — заметил Тимур.

— Твою репутацию на рынке подпортили, но все можно исправить, — сказал Александр Георгиевич.

— Как? Публичным покаянием?

— Не остри. Я помню, как ты контакт-центр за две недели наладил, хотя там работы на полгода было.

— Было дело.

— У меня приятели есть. У кого контакт-центр перегружен, у кого в офисах очереди. Я с ними поговорил, и всем интересно дать тебе работу.

— Советника в нескольких местах?

— Нет, заказы. Открой себе фирму, а клиентов я тебе подброшу. На первое время несколько человек наймешь, потом разрастешься. В конце концов, ты же мечтал о собственном бизнесе?

— А тема интересная.

— Деньги не нужны?

— Спасибо, не надо. Хотя если бонус отдадите…

Александр Георгиевич покраснел.

— Выплачу, когда Карлович будет в отпуске.

— Окей.

На первичное обзаведение у меня деньги были. Джип мне опротивел, и я продал его в салоне официального дилера за один день. Очень уж торопился и цену выставил без запроса.

— Раз так, — продолжил Щукин, — то давай. Вот тебе координаты, вернешься в Москву — звони. Заказ тебя ждет.

— Ну что же, спасибо.

И тут я понял: у Юли будет работа. В менеджерских делах она никак, но девочка умная — научится. А я буду работать с ней. Это же мечта! Пора заводить свою контору. Можно с Робертом офисы объединить. Дешевле за съем платить. Место подберем удобное. Перспективы!..

Я прошелся по улицам Потсдама. Впереди высился силуэт церкви. Протестантская выглядела католической — у них потрясающие силуэты, они устремлены вверх и внушают надежду. Улица была залита огнями рождественской ярмарки. Я пробежался по рядам, купил игрушки и большую красную звезду с желтыми крапинками— пусть сияет над кроваткой у сына.

На одном из последних лотков, не таких ярких, как остальные, торговец продавал всякий хлам — закопченные петельки, ломаные подсвечники. А над ними висел, переливаясь в лучах огней, поплавок в веревочной сетке из рыбацкого стекла. Я мечтал о нем с детства, с тех пор как увидел фильм «Женя, Женечка и «катюша»». Я хотел его, когда в самом начале этой истории сидел в Роскилле и смотрел, как он покачивается у меня над головой.

— Сколько?

— Двенадцать евро.

Заплатил бы все сто. Весело размахивая поплавком, я шел в сторону электрички на Берлин. Надо переночевать в «Мондиале», поплавать с утра в бассейне, купить подарков. Кстати, Юльке что-нибудь… Посмотрев на витрины, остановился на двух вариантах — деревянной модели аэроплана и духах. Мысленно подбросил монетку, она зависла в воздухе. Куплю и то и другое, пусть выбирает. Будущее представлялось светлым.

Утро пахло сосновыми досками и прогоревшими дровами. Я вытянулся на диване в гостиной собственной дачи. Часы показывали восемь утра — нормальное время для зимнего подъема. Но сегодня все будут стараться встать чуть попозже, впереди бессонная ночь. Тридцать первое декабря.

У меня тяжелый день. Сначала в суд, потом на игру, и только потом я смогу подумать о празднике. Я не очень-то люблю Новый год, потому что в последнее время чувствую себя одиноким.

Дача была полна следов вчерашней пьянки, точнее — ее продолжения. Два дня назад мы обмывали в клубе «Распутье» первый гонорар моей новой консалтинговой фирмы. Немаленький. Но и небольшой. Были все: Роберт весь вечер флиртовал с Танечкой, которая не надела, как и обещала, ничего, кроме двух бантиков, Света пришла в купальнике и гордилась тем, что в свои тридцать она выглядит ничуть не хуже присутствующих танцовщиц. Настя и ее сестренки Аня с Наташей плавали в центральном бассейне турецкой сауны.

Кончилось тем, что Юлин отец выловил близняшек и отправился с ними в одну из комнат отдыха. Юля, выползшая из потайного рабочего кабинета, злилась, что пропустила половину праздника, шептала мне на ухо: «Никогда его не прощу. Хотя, если он опять начнет читать мне мораль, что нравственно, а что нет, — я с чистой совестью расскажу маме о том, что сегодня случилось». Потом все поехали ко мне за город и выпали из процесса предновогоднего закрытия проектов.

Я потянулся. На столике, стеклянная поверхность которого опиралась на винчестеры, были разложены настольные игры. Здорово, когда компания взрослых людей приезжает из стрип-клуба с ящиком виски и расставляет на поле пластиковые фигурки.

Жаль, что вчера все разъехались, в том числе и моя руководительница проектов офиса, она же менеджер по связи с клиентами — Юлия Юрьевна Серебрякова.

Сегодня я должен был заехать на работу и увидеться с ней. Надо бы девочку отпустить, мало ли какие у нее планы? Грустно вздохнул. На всякий случай, конечно, забронировал столик в секретном ресторане, куда обычно ходят лишь олигархи и куда меня тоже иногда пускали благодаря телевизионному прошлому и дружбе с хозяином. В ресторане можно наткнуться на самых разных персон, например, на короля Хуана Карлоса испанского.

Может быть, Юля согласится встретить Новый год со мной? В секретном ресторане тихо, пахнет кожей, камин, и находится он в самом центре Москвы. Правда, боюсь, что тихий праздник представляется девятнадцатилетней девушке смертной скукой.

Я запер дом и пошел по сугробам к калитке. Меня ожидал местный таксист Армен. Уже полтора месяца я передвигался пешком, на электричках и такси. Мои права прочно осели в Долгопрудненском ГАИ. Собственно говоря, поэтому я и жил на даче часть времени. Дача стала своеобразным филиалом офиса. Пару раз ко мне приезжала работать Юля. Мы делили дом строго пополам. Она получала в распоряжение второй этаж, я — первый, чтобы, не дай бог, никаких мыслей и поползновений. Мысли, конечно, были, но если обычной женщине я мог делать комплименты, то здесь ситуация какая-то двусмысленная. Юля — сотрудница.

Моя верная машина, трудяга-«Хендэ», стояла у ворот. В обычные дни я ездил на ней до станции. Единственный на всю деревню милиционер, местный участковый Игорь Иванович Свечкин, которого здесь звали почтальоном Печкиным, ничего против не имел. Когда я переехал сюда, то занес ему ящик коньяка и немножечко гостинцев.