11. Насколько серьезно можно воспринимать версию «Анархиста», будто это была «тайная операция» ЦРУ? А что, если встать на место американцев? Игра стоит свеч! Иметь агента, занимающего те посты, которые сегодня имеет Амин, означает не только получить доступ к важной информации, но к тому же и возможность держать в своих руках нити, дергая за которые, можно управлять политическими процессами, и не только в Афганистане. Не следует сбрасывать со счетов и политический эффект, рассчитанный на создание общественного мнения. Вот, мол, посмотрите, как относятся к официальным представителям США в прокоммунистическом Афганистане. Однако, если это «тайная операция», то слишком уж она рискованная, слишком много шума и крови. В то же время полностью исключать эту версию нельзя. Да и реакция Амина на такой шаг объяснима. Похоже, что «Анархист» во многом прав. Практически то же самое говорит и «Артем».

Написав все это, Хотяев отложил карандаш. Настроение его испортилось окончательно. Уж очень много вопросов. Однако если согласиться с версией о «тайной операции» американцев, которая не удалась из-за неожиданно резкой реакции Амина, можно ответить на каждый из них. Выстраивается четкая картина событий. Кроме заключительной сцены. Какой она должна была стать по замыслу американцев? Вряд ли они сознательно «пожертвовали» послом. Ясно также, что Амин в отель не приехал бы ни при каких условиях. Что же тогда он мог предпринять? Передать террористам кого-то под видом Бахруддина Баэса и тем самым подать знак о своей покорности? Не исключено, что были и какие-то другие, заготовленные заранее и предложенные Амину на выбор финалы.

Да… Ну и дела! Вову передернуло от отвращения. Кто бы ни дергал за ниточки, но до чего же авантюрным, до извращения жестоким, прямо-таки сатанинским, выглядит сценарий этой операции. Гадость. Цинизм. Козни профессора Франкенштейна.

Если я напишу в своей справке все это, интересно, что тогда скажет Осадчий? И будет ли это понято в Центре? Наверняка поднимется скандал. Где же выход? Ничего не писать?

Если в деле об убийстве Дабса не акцентировать внимание на предполагаемом сотрудничестве Амина с американцами, то Центр легко проглотит такое сообщение. Так себе, «фикшн» какой-то, беллетристика, криминальное чтиво для того, чтобы потешить себя после обеденного перерыва. Однако если написать, что Амин — агент ЦРУ, получится скандал. Да еще какой! Как так? Второе лицо в дружественном государстве — американский шпион! И с ним тесно сотрудничают наши дипломаты, офицеры КГБ, партийные советники.

Скорее всего, надо посоветоваться с резидентом. И пока ничего не писать. Он закрыл свой блокнот, потянулся за сигаретой…

…Как ни странно, история эта очень скоро была предана забвению. Американцы отчего-то не стали поднимать большого шума, ограничившись формальными нотами. В западной прессе ажиотажа тоже не наблюдалось. В чем причина? Только ли в том, что мир захлестнули новые кровавые события, в том числе антишахская революция в Иране? Или все-таки кто-то очень хотел спрятать концы в воду?

Дипмисия США в Кабуле на долгие годы осталась без посла, а число американских дипломатов было значительно сокращено. Возглавил посольство временный поверенный Б. Амстутц, которого вскоре наградили высшим отличием Государственного департамента — Большой Почетной медалью.

Как-то — это было спустя неделю после убийства Дабса — Бахтурин оказался на приеме в одном из западных посольств. Там к нему подошел Чарли — тот самый американский офицер безопасности. Он сказал, что не имеет никакого отношения к тем упрекам, которые раздались в адрес наших советников со стороны Госдепа.

— Это все политика, — неуклюже пытался объяснить Чарли. — Парни в Вашингтоне играют в свои игры.

— Без обид, — успокоил его Сергей. — Давай лучше выпьем. И скажи мне, как эта история отразилась на тебе?

Чарли сокрушенно вздохнул:

— Меня переводят отсюда в Боливию. С понижением.

Общее число советских специалистов в ДРА к весне 79-го перевалило за две тысячи. Они помогали афганцам выращивать цитрусовые и оливки на современных, построенных Советским Союзом агрокомплексах под Джелалабадом. Преподавали в Кабульском политехническом институте и авторемонтном техникуме. Участвовали в освоении газовых месторождений на севере страны. Налаживали производство минеральных удобрений в Мазари-Шарифе. Работали врачами, преподавателями, советниками в госучреждениях и партийных органах.

Вопреки распространенному мнению нельзя сказать, что поголовно все советники, приезжавшие в Афганистан, были тупицами и дуболомами, силой принуждавшими афганцев все делать по советскому образцу. Советники были разные — в зависимости от их образования, интеллекта, внутренней культуры (или ее отсутствия), деловых и моральных качеств.

Встречались такие, кто командировку в Афганистан воспринимал, как кару Божью, эти по большей части отсиживались на своих виллах или в квартирах, лишь изредка выбираясь наружу для того, чтобы отовариться на базаре. Их мало интересовали и революция, и реформы, и «подсоветные» (то есть те афганцы, к которым они были направлены для оказания конкретной помощи). Они боялись всего — грязной пищи, исламских фанатиков, всюду проникающей пыли, обмана при торговых операциях на рынке, провокаций со стороны спецслужб, доносов от собственных коллег. Им всюду мерещились опасности. Отсидев положенный срок, а разные так называемые «контракты» предусматривали разные сроки — кому три месяца, кому шесть, а кому год или даже два — они с огромным облегчением возвращались в Союз, ощущая себя если не героями, то уж точно счастливцами.

Попадались откровенные хапуги, использовавшие выпавший им шанс для быстрого обогащения и проявлявшие чудеса рыночного отношения к жизни. Отправив домой или привезя с собой на родину десяток афганских дубленок, уже можно было на вырученные от их продажи деньги купить вожделенные «Жигули». Предметами спекуляции были все те товары, которые считались дефицитными в Советском Союзе: кассетные магнитофоны, джинсы, женское белье, хорошие ткани, полудрагоценные камни, электронные часы…

Но, по правде сказать, все же в основной своей массе сюда попадали работяги, честно и добросовестно выполнявшие обязанности советника — так, как они это понимали. И не их вина была в том, что к любому делу они подходили по советским лекалам. А по каким же еще, если эти специалисты во втором или третьем поколении были советскими? Они уже с молоком матери впитали советские подходы к тому, как должна быть организована жизнь, неважно какая это жизнь — партийная, комсомольская, профсоюзная, производственная или военная. Они уговаривали крестьян создать некое подобие колхозов не потому, что были плохими или злыми людьми, а лишь только потому, что не знали иной формы организации сельскохозяйственного производства. Они с гордостью докладывали наверх цифры «охвата», потому что именно так всегда было в комсомоле и в профсоюзах, где они состояли. Они организовывали в воинских частях подобия ленинских комнат, потому что в каждой советской роте были такие комнаты — с наглядной агитацией, стенгазетой и портретами вождей. Они не допускали даже мысли о том, что кроме НДПА возможно существование какой-то другой партии или политической организации, потому что родились и выросли в условиях однопартийной системы и «демократического централизма», который подразумевал жесткую вертикаль власти, а все отступления от этого принципа неумолимо карал.