В знаменитый тевтонский клин не уместились все желающие — позади него копошилась бесформенная разношерстная масса орденских союзников и наемников с пестрыми знаменами. Конные, пешие… Вероятно, они тоже пойдут в атаку вместе с крестоносцами, но, как и упрятанные в «коробочку» кнехты, будут выполнять вспомогательную функцию.

— Свиньей ударят, псы латинянские. — Новгородский десятник мрачнел на глазах.

— Как думаешь, скоро? — Бурцеву тоже было не до веселья.

— Не-е, торопиться немцы не любят. Строиться будут еще долго, выравнивать ряды, ужимать дистанцию. Потом, как магистр команду даст, — шагом поедут. Но зато когда разгонятся — не остановишь. Могут весь тумынь рассечь, как нож масло. Тяжелая нукерская конница в резерв ушла, а без нее совладать с тевтонами, ох, непросто. А вишь, Василь, куда свиное рыло нацелено-то? Прямо на наш новгородский стяг. Псы-рыцари ведь нас тоже не жалуют. Так что готовься. Первыми мечи с крестоносцами скрестим мы. И коли не остановим немцев — и нам конец, и Кхайду-хану тоже.

Бурцев прикинул расклад. В самом деле, если сразу не сбить орденскую атаку, дальнейший исход битвы предсказать нетрудно. Бронированная свинья и идущие в кильватере союзники развалят татаро-монгольскую рать надвое, пробьются в тыл, стянут на себя ханские резервы. А польский «частокол» тем временем густым гребнем прочешет все три тумена. Степные луки и стрелы хороши только в начале сражения. А потом… Вряд ли легковооруженные стрелки сдержат тяжелую рыцарскую конницу противника.

— О, глянь-ка, Василь, сам хан пожаловал!

По передовой действительно ехал Кхайду — в боевых доспехах, окруженный суроволицыми нукерами. За ханом следовал Сыма Цзянь. За китайцем — две лошади. На каждой — по связке снаряженных к бою шипастых «громовых шаров». После Вроцлава, где, не без участия Бурцева, сгорели тяжелые осадные орудия татаро-монгольского войска, уроженец Поднебесной упрямо вез вместе с пороховыми турсуками и эти ненужные, казалось бы, уже боеприпасы. Метать теперь их было нечем, однако бережливый и хитроумный Сыма Цзян считал, что бомбы можно успешно использовать вместо таранов — подкладывая их с зажженными фитилями под ворота вражеских крепостей. Выйдет ли из этого толк, не знал никто. Но в споры с советником Кхайду-хана скептики вступать не решались.

Хан внимательно изучал построение крестоносцев. Выдубленное степными ветрами лицо было хмурым. Кхайду сразу распознал опасность, исходившую от тевтонского клюва.

— Воины! — громко, но без пафоса обратился внук Чингисхана к бойцам авангарда. — Ценой своей жизни вы должны остановить немецких богатуров. Это будет нелегко. Почти невозможно. Но если тевтоны пройдут сквозь ваши ряды, значит, их не удержат и стоящие за вами. Победить в этой битве можно, лишь заманив врага в узкий проход между холмами у реки. Крестоносцы же, прорвав наш левый фланг, не попадут в ловушку — они направятся в обход холмов. Тогда битва будет проиграна.

Могильная, нет, пожалуй, даже замогильная тишина… Видимо, никогда еще Кхайду-хан не делал таких признаний. По крайней мере, перед рядовыми воинами.

— Непобедимый хан, — Бурцев первым нарушил молчание. — Нам потребуется помощь, чтобы остановить атаку крестоносцев. Твоя тяжелая нукерская конница пришлась бы…

— Мои нукеры и нукеры моих темников останутся в резерве, Вацалав, — перебил потомок Тимучина. — Я пока не знаю замыслов польских князей и магистра Конрада, поэтому сразу посылать в бой своих лучших воинов не стану.

— Но новгородцы…

— Новгородцы сами пожелали сразиться с немцами в первых рядах. И смерть их не пугает.

Это было правдой. Однако…

— Ты говоришь так, будто моя дружина обречена, хан.

Кхайду подъехал вплотную. И произнес тише — почти шепотом:

— А разве нет, Вацалав? Или тебе известно, как можно остановить воинов с крестами в самом начале боя?

Бурцев подумал. И кивнул. Схема Ледового побоища уже маячила перед его внутренним взором.

Если историки не лгут, то ровно через год Александр Невский разгромит тевтонскую «свинью» на Чудском озере. Князь выставит на пути орденской рати пешее ополчение новгородцев, в котором рыцарский клин увязнет, потеряет силу удара и маневренность. Затем Александр Ярославович обхватит фланги «свиньи» клещами правого и левого крыла и ударит в тыл засадным полком. Сегодня надлежит действовать так же. Только придется обойтись без засады. И фланговые удары будут наносить степные лучники. И задержать продвижение тевтонов должно не пушечное мясо ополченцев, а что-нибудь… что-нибудь другое.

Бурцев покосился на китайца:

— Да, хан. Мне известно это. Если ты не можешь прислать нам помощь из резервного отряда, то позволь хотя бы воспользоваться громовыми шарами мудрого Сыма Цзяна.

— У нас нет метательных орудий, способных забрасывать врага железными горшками с громовым огнем, — напомнил Кхайду. — Нет времени и нет материалов, чтобы их изготовить. Все дотла сгорело под Вроцлавом, так что построить тяжелую катапульту для этих громовых шаров не под силу сейчас даже Сыма Цзяну. А его легкие полевые стрелометы не предназначены для подобных снарядов.

— Мне не нужны метательные машины, — Бурцев решил проявить настойчивость. — Я прошу лишь громовые шары.

Нахмурились оба — монгольский военачальник и его желтолицый советник. Потом хан кивнул:

— Сыма Цянь, твои огненные стрелы уже готовы?

— Моя хоцзян почти готовая, — склонил голову китаец.

— Значит, громовой порошок из этих железных шаров тебе не понадобится. Отдай русичам одну лошадь со своими снарядами.

— Но непобедимая хана, — китаец встревожился. — Это наша последняя запаса. Она может пригодиться…

— Именно поэтому я приказываю отдать Вацалаву только одну лошадь. Сегодняшняя битва слишком много значит, чтобы беречь твое добро для последующих побед.

Бурцев еще гадал, о каких огненных стрелах заикнулся хан, а нукеры Кхайду уже аккуратно укладывали к его ногам увесистые шары с шипами.

Подумав немного, хан произнес:

— Бери под свое начало сотню Бурангула, Вацалав. Присоединяй ее к новгородцам и действуй как считаешь нужным. Если сможешь удержать атаку воинов с крестами — получишь золотую пайзцу. Если нет, то — видят вечный Тэнгри и всемогущая Этуген — лучше бы тебе пасть на поле боя.

Прозвучал короткий приказ, и Кхайду удалился от авангарда к левому крылу тумена. Там хан тоже ненадолго задержался. Бурцев явственно представил, как, приподнявшись на стременах, Кхайду вещает:

— Воины! Ценой своей жизни…

Почувствовав, что у него теперь полностью развязаны руки, Бурцев засуетился. Время, остававшееся до начала битвы, было слишком дорого.

— Выводи свою сотню вперед, Бурангул! — отдал он первый приказ человеку, который притащил его в татаро-монгольский лагерь на аркане. — Встаньте поплотнее перед новгородским стягом, прикройте нас. Тевтоны не должны ничего видеть.