— Летти, — удивленно начала Табита.

— Молчите, Табби, — оборвала ее директриса. — Ей не нужно сочувствие. Ей нужно встряхнуться. Шарлотта!

Девочка снова начала прозрачневеть.

— Очнись! — закричала Маркура. — Или я надаю тебе по щекам! Ты боевой маг, а не слезливая тряпка!

Шарлотта медленно поднялась на ноги, сняла с плеч одеяло и укутала им собаку. Та уже совсем проявилась, сделалась вполне зримой — но по-прежнему не двигалась.

— У вас есть немножко стекла, госпожа Сандора? — спросила она вздрагивающим от слез, немножко гнусавым голосом.

— Поможет ли оно сейчас? — спросила Табита.

— Не знаю, — ответила Шарлотта. — Госпожа Витер говорила, что ей надо лучше кушать…

Маркура и Табита переглянулись.

Паутинка не дышала. Веки были полуоткрыты, и в них виднелись мутноватые глазные белки с красными прожилками.

— У меня есть восстанавливающее зелье, и полно всего для ран, только это для людей, — пробормотала целительница. — Ну и стекло поищу…

И поспешила удалиться в кабинет.

— Шарлотта, — спросила госпожа Маркура, — что там произошло, в темноте?

Девочка молчала. Она пыталась заставить собаку открыть пасть и схрупать опустошенный хрустальный флакон из-под эликсира. Паутинка не двигалась.

— Шарлотта…

Девочка уткнулась в грязный белый загривок собаки и разрыдалась.

Директриса закусила губу. Чем еще помочь воспитаннице, она не знала.

По лестнице простучали чьи-то решительные шаги. Мужские и, кажется, снова детские. Ох уж эти дети! Вне себя от гнева, Маркура распрямилась и обернулась к лестничному пролету.

Там стояли крупный седой мужчина и мальчик лет тринадцати, худенький, довольно высокий, с темно-рыжими волосами. Они были довольно тепло одеты, и на их плащах блестели капли дождя.

— Паааап, — протянул мальчик, дергая мужчину за рукав.

И указал на собаку, спрашивая:

— Можно?

— А ты уверен, дружочек? — спросил мужчина необычайно приятным басом.

Благовоспитанные барышни не сидят на полу, икая от долгого плача и подтянув коленки к подбородку, так что нижние юбки и панталоны все на виду.

Благовоспитанные барышни-колдуньи не пьют успокаивающий эликсир из стакана, стуча о стекло зубами и плача от этого звука.

Благовоспитанные барышни также не вытирают лицо рукавом, не кусают запястье чуть не до крови и не упрямятся, когда им говорят идти в спальню и ждать, ждать, ждать!

И еще много чего не делают воспитанные барышни-колдуньи, но никто не ругался на Шарлотту за то, что она поступала не как положено. Даже более того: госпожа Маркура сидела неподалеку на низенькой скамеечке и время от времени приоткрывала тяжелые веки, чтобы проверить, как у Шарлотты дела.

Дела были не очень. В прохладном вестибюле при свете опущенных к большому столу ламп мальчишка чуть старше Шарлотты стоял возле огромной бездыханной собаки, которая казалась совсем мертвой. Он стоял так уже почти полчаса. Иногда переминался с ноги на ногу, что-то шептал. Его отец спокойно стоял у окна, время от времени о чем-то переговариваясь с госпожой Маркурой. Шарлотта плохо понимала, что они говорят. Кажется, совещались о восстановлении веранды или чего-то в этом роде, то есть о сущих пустяках. Шарлотте казалось, что, кроме нее, никому до Паутинки нет дела.

— Не отпускать, — сказал вдруг мальчик ясным, чистым голосом.

— Что? — встрепенулась юная колдунья.

Мальчик повернулся к ней. В свете живых огоньков большой люстры его волосы и глаза казались темными-темными.

И из глаз текли слезы!

У Шарлотты сердце оборвалось. Раз мальчик плачет… Мальчик! Плачет! Раз он делает это, то ее любимица больше не вернется. Из той темноты и пустоты, откуда возврата нет…

Девочка похолодела. Ей показалось, что по полу ужасно дует, но она не сразу сумела подняться, чтобы подойти к собаке… и попрощаться с нею. Навсегда попрощаться!

Новый приступ плача заставил девочку припасть к плечу незнакомого мальчишки, потому что рядом никого больше не было, а коснуться мертвой Паутинки она боялась.

— Послушай, — сказал ей мальчик, — она еще не ушла. Понимаешь? Но она совсем истощена и слаба. Мы можем…

Он запнулся.

— Я не знаю, что ты уже умеешь. Преобразование… знаешь?

— Метаморфозу знаю, — пролепетала Шарлотта и снова икнула.

— Метаморфозу! Отлично! Я тебе немного помогу. Давай сделаем ее маленькой, совсем маленькой… собачкой. Или, если хочешь — кошечкой.

Шарлотта отчаянно замотала головой. Она не очень хорошо поняла, для чего тело Паутинки надо было уменьшать, но надежда, отчаянная и горячая, уже протолкнулась изнутри упрямым ростком. Из тех, что раздвигают камни мостовых и заставляют идти трещинами дома!

Что угодно, лишь бы сделать так, чтобы Паутинка жила!

— Она не умерла?

Мальчик пожал угловатым плечом.

— Ее тело умерло, — сказал он непонятно. — Но она еще не ушла, она здесь. Ты сделаешь ее маленькой собакой, а я попытаюсь вернуть тело к жизни. Понимаешь…

Он замялся.

— Я еще никогда не оживлял никого большого. Только маленьких!

— Вы некромант? — удивилась и испугалась Шарлотта.

— Ну да, — сказал мальчик и шмыгнул носом.

Он запоздало вытер слезы рукавом темного длинного пальто.

— Давайте быстрее, барышня, — сказал он, внезапно переходя на «вы», — я чувствую Седьмой ветер. Ужасно сквозит по ногам.

— Мерзкий сквозняк, — басом подтвердил отец мальчика.

Шарлотта вздохнула. Надо взять себя в руки. Благовоспитанные барышни- колдуньи не раскисают, когда надо действовать, а она вот раскисла. Прерывисто всхлипнув, девочка зажмурилась, положила обе руки на хладную громаду Паутинкиного тела и произнесла заклинание, пару недель назад превратившее в шляпу зонтик. Произнесла не спеша, отчетливо и правильно, не путая ни единого слова. Завершила заклинание коротеньким закрепляющим, чтобы подействовало наверняка. Под руками стало пусто, и девочка едва не упала, но глаза открыть побоялась.

— Не отпускать, — твердо сказал мальчик.

— Паутинка… пожалуйста! — прошептала Шарлотта.

И в ее опущенную на стол руку ткнулся мокрый крошечный нос. Только тут маленькая колдунья открыла глаза. На столе стояла, крутя всем задом, короткохвостая черно-белая собачка. Опять она где-то испачкалась, что ли? Шарлотта схватила ее на руки и прижала к груди.

— Чудовище ты мое, — сказала она.