— Черт! Неужели у них патронов больше, чем у нас? У боевого поста регулярной немецкой армии.

Пуля чиркнула по перилам ограждения.

Ройтер сначала было решил ответить, но из «вальтера», скорее всего, он до туда не добьет, а пулю потратит.

— Бережешь для ближнего боя? — спросила Марта. Как будто она что-то в этом понимала.

— Ну да. Девять уложу, последний — себе…

— Уложи, пожалуйста, восемь, — попросила она и выразительно посмотрела на него.

— Я не смогу тебя убить… Это выше моих сил.

— Тогда оставь мне. Я это сделаю сама. Сразу после тебя.

…Женщина мало что смыслит в чести. Пусть же станет честью ее — любить всегда сильнее, чем любят ее, и в любви никогда не быть второй.

Фридрих Ницше

Бз-з-зык!

Новая пуля высекла сноп искр из чугунных перил ограждения. Похоже, «маки» вознамерились расстрелять лампу. Интересно, как им это удастся? Идея-то довольно сомнительная, хотя и вполне очевидная… Но под таким углом и с такого расстояния?.. Что ж, ребята решили попытаться… А пока будут пытаться, вполне могут и нас задеть…

Теплый июньский вечер, берег моря и свежее дыхание ветра с пролива. На западе за изгибом побережья, за расчерченными, как по трафарету, полями горизонт озаряется узкой зеленовато-оранжевой полоской. И они одни на этой уникальной смотровой площадке. Идеальное место для свидания. Только вот над головой иногда свистят пули…

— С тобой так спокойно… — прошептала Марта. — Это удивительно. Так спокойно не было никогда и ни с кем…

— А я добрый, — усмехнулся Ройтер. — Если не злить…

— Ты знаешь, мы не учли еще одного варианта… — задумчиво произнесла Марта.

— Какого варианта?

— Ну того варианта, если вдруг ты погибнешь, а я останусь жива.

— В таком случае я тебе не завидую… — поморщился Ройтер. — «Маки» — зверье бешеное. Попадать к ним в плен — никому бы не пожелал…

Пуля просвистела над ними и ударилась в черепицу крыши. Оттуда дождик бурой пыли просыпался на рукав куртки. «Ведь они скоро пристреляются, — мелькнуло в голове у Ройтера. — А в темноте все преимущества у них. В темноте мы не продержимся и получаса…» Нечисть чурается света… Свеча гаснет — нечисть торжествует. А эта свеча когда-нибудь погаснет обязательно, ибо никакой источник не вечен, за исключением Солнца. Арийского Солнца в круге… м-да что-то меня на эпитеты потянуло, не рановато ли репетировать траурную речь? Ведь пока у нас есть в аппаратах хотя бы одна торпеда — мы сражаемся, заканчиваются торпеды — палубное орудие, выведено из строя и оно — личное оружие, дальше идут в ход ножи, гаечные ключи, багры, ломы, монтировки… И хотя в этой длинной цепочке мы находимся на стадии частично израсходованного боекомплекта личного оружия, это далеко не конец, потому есть еще руки. Руками можно душить, зубами кусать… Так что битва еще не закончилась.

Только вот эта дочь Сатурна здесь явно лишняя. Ну не место ей на передовой под пулями. Вот уж действительно, как говорят англичане, «в неправильное время, в неправильном месте». Но самое удивительное было то, что Марту, похоже, все это совершенно не беспокоило. Она не плакала, не ругалась, не билась в истерике «…о-о-о-о-о! что же с нами будет?!». Надо будет оказать первую помощь — она это сделает спокойно и деловито, может быть, даже будет стрелять. А пока она предпочла не мешать.

— Все будет хорошо, — Ройтер похлопал ее по коленке и подмигнул. — Мы победим!

— Ты нужен мне, — Марта вцепилась в воротник его куртки. — Слышишь?

Она в упор смотрела на него, и в ее глазах играло какое-то веселое бесовское пламя, как будто она придумала самую эксцентричную и веселую шутку в своей жизни. Она потянула его к себе и впилась своими губами в его губы. Ну, конечно, лучше места не нашлось… Хотя маяк, почему бы и нет? Место вполне романтическое… Даже можно сказать — символическое для моряка. Маяк — это близкий берег, это дом, это жизнь… В общем, леди права, если мне судьба дает шанс, то последнее хорошее, что я в своей жизни увижу и что должно, по идее, запомниться, то пусть это будут сиськи. Совершенное воплощение абсолютной идеи сисек как таковых. А то, что хлопает там внизу — это всего лишь смерть. Кстати, хлопки в последние несколько минут стали звучать все чаще. Видимо, французы вот-вот соберутся атаковать повторно… Они, наверное, попытаются обойти по мелководью…

— Большего бы ты не смог для меня сделать, — сказала она, когда все закончилось. Это, наверное, был самый короткий половой акт в его жизни. Но надо было спешить.

Темноту прорезала вспышка и звук, похожий на разрыв гранаты…

— Свет! — Прожектор вспыхнул и осветил пространство перед маяком. Опять залп с нижнего яруса, кратковременное усиление активности со стороны французов, и несколько минут тишины. Фара гаснет. Так долго продолжаться не может. Фара вспыхивает — фара гаснет. Длинный — короткий… Короткий — длинный.

— Погоди-ка… Помоги мне с этим зеркалом, — мелькнула у Ройтера спасительная мысль. — Перенаправим его в сторону моря. Боюсь, ваши расчеты оказались не верны. Может быть, даже мы и не умрем, причем оба не умрем. Так что смотри, хорошо ли ты подумала. Как бы обратно забирать не пришлось… — пошутил Ройтер.

— Не-е-ет! — хитро улыбнулась Марта — Это теперь мое…

Три длинных — три коротких — три длинных.

Любой, кто сейчас находится в море, даже самый завалящий рыболов, не может не обратить внимание на маяк. Он тут такой один. И работа маяка в режиме «SOS» не сможет остаться незамеченной.

Три коротких — три длинных — три коротких.

Бз-з-з-зык! Бз-з-з-зык! Еще две пули пролетело рядом.

— Держитесь, фельдфебель! — крикнул с башни Ройтер. — Время теперь работает на нас!

Раз-два-три… еще раз-два-три…

— Тебе отвечают! — толкнула его в плечо Марта, грызя ноготь…

Действительно, из мрака фиолетовой пелены отвечал корабельный прожектор. Курсом на маяк резал волну форштевень патрульного эсминца типа «1936А».[122]Это 4 артиллерийских ствола 150 мм и три сотни хорошо вооруженных немецких моряков. Маяк — прекрасная точка для корректировочного поста. Наступает последняя ночь населенного пункта с названием Гаттевиль. Утром от него останется гора битого кирпича и головешек. «Маки», конечно, не были готовы к столь кардинальному изменению расклада, так что, когда с моря взвыл ревун и на берегу разорвался первый снаряд, упрямые французы бросились врассыпную. Город был спасен. Он и сейчас еще не исчез с географической карты.