Охотник закрыл глаза, несмотря на протест всех остальных чувств. В мире были куда более страшные вещи, чем стоять на пути у скачущей кавалерии. Действуя вслепую, он противился всем животным инстинктам, которые кричали ему бежать прочь, спрятаться от угрозы и от оглушительного шума. Но там, на другой стороне, находились его дочери, и они заботили Элиаса куда больше, чем собственная жизнь. В данный момент он готов был перечеркнуть все свои линии будущего ради спасения девочек. Все, что он мог сделать для них, – это остаться в живых. Другого плана у него не было, хотя он чувствовал темную стену на дороге за спинами всадников, стену, за которую он не мог заглянуть, как ни пытался.

Времени обдумать другие варианты уже не оставалось. Элиас вытащил свой маленький нож, поставил на кон свою душу и пошел прямо на всадников в надежде перебить их.

Последний боец из шестерых Зеленых воинов Саллет уже умер к тому времени, когда Нэнси опустилась на колени рядом с ним. Она сразу это почувствовала и низко склонила голову, посылая молитву вслед отходящей душе. Она не знала ни одного из них, но их постигла мучительная смерть, и Нэнси была за это в ответе.

Нэнси не стала класть ладони на последние доспехи, хотя чувствовала властное давление леди Саллет, стоявшей у нее за спиной. Это было своего рода испытание. Нэнси выпрямилась и посмотрела прямо в глаза величественной женщине, столь строгой и царственной в своих шелковых одеяниях. Она достаточно хорошо знала характер леди Саллет, чтобы понять: слова здесь не нужны. Глава дома Саллет заставила ее попытаться спасти жизни молодых воинов при помощи силы, специально одолженной ею для этой задачи. Нэнси смогла оживить двоих из шести – и сожгла заживо еще троих, один из которых просто треснул напополам. При одном воспоминании Нэнси вздрогнула, стараясь не смотреть в ту сторону двора, где лежало иссушенное тело.

Вне всяких сомнений, леди Саллет не забудет о долге Нэнси перед ее домом, перед ее семьей. Во-первых, Нэнси загубила доспехи, не понимая, что творит, и ослепленная желанием стать оружием, карающим врагов. Теперь, когда Нэнси стояла, вдыхая запах горелой плоти, насытивший воздух плотным дымом, она чувствовала на своих плечах тяжесть вины. Кивнув леди Саллет, она снова присела возле последних доспехов.

Опасность того, что она раскалит Зеленую броню Саллет или расколет ее надвое, никуда не исчезла. Она словно сплетала нити таким образом, чтобы цвета могли перетекать между ними, после чего нужно было затянуть плетение потуже, пока оно не превратится в грубую ткань. Нэнси чувствовала, как нанесенные на бронированные пластины знаки поглощают силу, которую она передает им, будто заливая краску или жидкий металл в форму.

Оторваться было куда тяжелее, Нэнси казалось, ее разорвет на части. Но вдруг на сером металле начали расцветать зеленые пятна. Нэнси встала, стараясь увести свои мысли и чувства в сторону от этого неодушевленного предмета. Внезапно вспомнив, что внутри доспехов по-прежнему лежит мертвое тело, Нэнси вздрогнула.

– Три ваших доспеха восстановлены, – сказала она. – Я сделала все, что в моих силах, и теперь хочу уйти.

Нэнси покосилась в ту сторону, где, пошатываясь, стояли двое выживших воинов, освобожденные из смертельной ловушки. Судя по их мускулам, они быстро придут в себя, подумала Нэнси – и перевела взгляд на пустые Зеленые доспехи, ждущие их.

– Вам следует держать их подальше от меня, миледи. Я не хочу снова лишить их цвета. Если я уйду, вы будете пытаться меня остановить?

– Нет, – ответила леди Саллет. – Однако я надеюсь, что ты заглянешь ко мне несколько дней спустя, когда мы восстановим мир и порядок в Дариене.

Нэнси заглянула ей в глаза и не увидела в них ни тени сомнения. Наверное, именно поэтому Саллеты и правят городом, подумала она. Они ничуть не сомневаются в своем на это праве. Это редкая черта характера – и пугающая. Нэнси машинально кивнула и едва удержалась, чтобы не поклониться. Затем она повернулась на каблуках и зашагала к воротам. Оказавшись на улице, она встала спиной к стене и подождала, не последует ли кто за ней и не появится ли откуда-нибудь угроза.

Оставшаяся на конном дворе леди Саллет покачала головой, глядя на то, как закрываются ворота.

– Впечатляющая девочка, – проговорила она. Что бы там ни натворил генерал Джастан со своим Бессмертным легионом, он определенно приложил руку к пробуждению новой колоссальной силы в Дариене.

Леди Саллет подошла поближе к двум мужчинам, которые стояли перед ней. От пота их кожа блестела, а волосы торчали шипами.

– Я не хочу просить никого из вас снова залезть туда. – Она заметила, как они напряглись, зная, что ей все равно придется это сделать. Бывали времена, когда управлять благородным домом значило использовать тех, кто поклялся в верности, иногда даже на износ. Она этим не гордилась. – Не хочу, но я должна. Джентльмены, прошу вас. Залезайте туда и готовьтесь к бою. Вы нужны нашему городу.

Отдавая честь, они дрожали, это не укрылось от леди Саллет, но все-таки они развернулись к доспехам, от которых исходило мягкое свечение, зашли внутрь и занялись ритуалами, которые тут же вернули их к привычной жизни. Леди Саллет видела на лицах юношей страх, когда забрала вновь опускались на их лица, но не остановила их. Она вызвала добровольца для последнего набора брони и наблюдала, как молодой офицер получает первые инструкции по его использованию, демонстрируя в равной степени гордость и взволнованность. Эти доспехи были величайшим оружием ее семьи, и в ту минуту не было на свете ничего важнее.

Оказавшись по наружную сторону стены, Нэнси поняла, что настроения в городе изменились, пока она занималась делами Саллет. Если прежде праздные толпы казались ошеломленными и возмущенными, то теперь они были разозлены – и вооружены. Каждый второй человек, проносившийся мимо нее, сжимал в руках какое-нибудь оружие, от мечей и топоров до камней и кусков черепицы. Драка сместилась отсюда, но не очень далеко. Нэнси размяла пальцы, оттолкнулась от стены и растворилась на многолюдных улицах Дариена.

К солдатам Бессмертного легиона трудно относиться как к людям, подумал Элиас. Призраки и тени солдат генерала обступили его, и каждое движение, которое они могли сделать, появлялось и исчезало каждую секунду. Дважды он получил удар ногой по лицу, один раз кинжал угодил ему под ключицу, оставив длинный порез. Элиас не пытался сосчитать, скольких противников он убил в свою очередь. Он стоял на земле и не мог с высоты своего роста наносить удары всадникам выше пояса. Но раньше он частенько охотился на оленей и лосей, а потому знал, куда нужно целиться. По внутренней стороне бедра шла вена, защищенная мышцами и жиром верхней части ноги. По этой вене текла кровь, и, если вену разрезать, кровь попросту вся вытечет. Отец рассказывал, что в древности легионы тренировали солдат метить именно в это место в ходе битвы.

Некоторые из солдат, кто падал на землю, даже не замечали, что их ранили. Элиас шел сквозь них, нанося удар за ударом. На лезвии ножа появлялись зазубрины, когда он попадал в цепь или в броню. Но это случалось нечасто. Почти за каждым ударом следовал фонтан крови, и Элиас понял, что не может укрыться от ее брызг, как не мог уклониться от ударов, и вскоре он превратился в блестящую красную фигуру. Элиас нагибался и уклонялся от разъяренных воинов, которые рубили мечами, но не могли достать его голову.