– Усижу.

Палфейн был весел, разговорчив, доброжелателен – наловчился исполнять роль старого моряка. Трудно было свыкнуться с мыслью, что этот человек – такой же хитрец, как и Аррибо, способный убить ради запечатанной красным воском бумажки. Анриэтта и Дениза думали об одном и том же – вспоминали все, что с ним связано. И обе ломали голову – кто стоит за этим милейшим человеком с его мартышками и змеей Изабеллой?

– Значит, если вы найдете это место на рассвете, то приедете через час или полтора? – уточнил Палфейн. – Когда уже проснутся все здешние землепашцы, которые наверняка помнят, что за поимку беглой монашки им полагается награда? Нет, красавицы мои, так не пойдет. К тому заветному местечку мы поедем все вместе. Ларс, веди сюда лошадей.

Лошадей было три – и Палфейн вскочил в седло с ловкостью человека, которому часто приходится ездить верхом. Ларс, огромный и плечистый, наверняка отлично работал веслами, но всадник был никудышный. Третий из этой компании, безымянный молодой человек, черноволосый и остроносый, тоже умел управляться с лошадью. Все они были одеты в немецкое платье, и, встретив их на улице Гольдингена, кто угодно принял бы их за небогатых горожан. Но вот лошадь у безымянного всадника была отменная – это Дениза с Анриэттой сразу отметили.

Анриэтту посадили за спину Палфейну, а узел с женским добром он примостил перед собой. Дениза села на круп позади черноволосого парня. И довольно скоро они выехали на Виндавскую дорогу.

Не было нужды ждать рассвета – когда небо чуть посветлело, Дениза узнала придорожный валун. Она отмерила от него десять шагов в глубь леса и вытащила из кучи хвороста кожаное ведро. Положив наземь пистолеты, она задумалась. Положение, в которое они с Анриэттой попали, ей совершенно не нравилось. Письмо было своего рода охранной грамотой – пока лишь она знает, где оно спрятано, подруги в безопасности. И неизвестно, что будет, если это письмо отдать…

Под длинным кафтаном на Денизе было одеяние бегинки, как положено – подпоясанное ремешком. Чтобы оно не торчало из-под кафтана, Дениза вздернула его, и над ремешком образовался напуск. Под этот напуск она и спрятала пистолеты, засунув их за пояс, как положено, дулом вниз. Завязывать тесемки кафтана она не стала – только верхнюю. Потом она вынесла ведро на дорогу.

– Давайте сюда! – велел Палфейн, первым делом вскрыл письмо кардинала и, поднеся к самому носу, попытался прочитать. Черноволосый заглянул через плечо.

– Да оно, кажется, по-французски, – сказал он. – Что у нас еще хорошего?

– Похоже, славная добыча. Там разберутся. Забирай все – и вперед! – велел ему Палфейн. – Там скажешь – я все делаю, как задумано, и дам о себе знать через месяц, не раньше. Ну, Господь с тобой, мой мальчик.

Засунув бумажную добычу за пазуху, черноволосый вскочил на своего породистого коня и ускакал в сторону Виндавы.

– Мои красавицы, в замке уверены, что вы сбежали. Именно так по приказу его высочества все было обставлено. Однако, если вас поймают, герцог больше вас выручать не станет. Тем более что вы ему не нужны – да и никому не нужны… Прощайте, красавицы. Не ту вы себе дорожку выбрали… Прощайте.

Палфейн забрался на коня и ускакал в сторону Гольдингена. Остался Ларс – и он смотрел на подруг как-то нехорошо.

Не дожидаясь, пока он что-либо предпримет, Дениза выдернула из-за пояса пистолет и прицелилась прямо в грудь верзиле.

– Ишь ты, – сказал Ларс. – А если промахнешься? Выстрел-то у тебя один.

– В семи шагах не промахнусь, – ответила Дениза, и это была чистая правда – в годы странствий с королем Карлом по Шотландии они с Анриэттой выучились стрелять.

– Ладно, черт с вами, – усмехнулся Ларс. – Все равно долго не протянете.

Он сел на лошадь и ускакал в сторону Виндавы.

– Ты же могла пристрелить Палфейна! Он у них главный, с остальными мы бы справились! – воскликнула Анриэтта.

– Пистолет не заряжен, милая… Идем в лес, там ты переоденешься в сухое. И пойдем прочь.

Анриэтта сделала несколько шагов и встала.

– Колено, – сказала она. – Проклятое колено! Я далеко не уйду.

– Это сырость в подвале виновата. Пойдем, найдем в лесу полянку, ляжешь, полежишь, станет полегче.

– Уходи. Я уже не смогу ходить быстро и бегать. А ты – можешь. Уходи, Господом Богом заклинаю.

– Нет. Некуда мне идти. Будем вместе до конца, – спокойно ответила Дениза.

Если бы кто сказал Ивашке, что супостат Петруха спасет его от смерти, – ввек бы не поверил.

А меж тем ему бы Петрухе в ножки поклониться…

Они, сопровождая Денизу, забрались на лестницу, по которой, как смеялся Палфейн, выносили ночные горшки, и обнаружили, что на третьем этаже эта лестница не кончается, а простирается вверх еще сажени на две и завершается деревянным люком. Там, наверху, под четырехскатной крышей башни явно было еще какое-то помещение.

Проверять, можно ли туда залезть, московиты не стали: если бы Петруха сказал: «Давай попробуем», Ивашка бы ответил: «Ни за что». Они просто уселись на самые верхние ступеньки, едва ли не подпирая загривками крышку люка.

Собственно, особой необходимости в этом как будто и не было. Шумилов велел проводить Денизу в замок, но ничего не сказал о ее возвращении в лагерь московитов. Но московиты были по природе своей бережливы: если обычная рубаха переходила по наследству от бабки к внучке, то кармазиновый кафтан тем более считался ценностью, а взятые на время у сокольников сапоги – тем паче. Судьба имущества волновала Петруху больше, чем судьба бегинки, и он полагал, что Ивашка рассуждает точно так же.

Когда Денизу выводили из герцогского кабинета и тащили вниз по лестнице, Ивашка едва не кинулся отбивать ее, но у Петрухи хватило ума его облапить и зажать ему рот. Барахтаясь на ступеньках, они едва не скатились кувырком по лестнице. Петруха отпустил товарища, лишь убедившись, что кармазинный кафтан и желтые сапоги недосягаемы.

– Ну, не дурак ли ты? – спросил он Ивашку. – Если бы нас тут повязали, что бы Шумилов сказал? Ему недосуг нас вызволять, завтра с рассветом мы в дорогу выступаем. Он бы и докапываться не стал, куда мы подевались. Так бы и остались в какой-нибудь каменной конуре, в ней бы и сгнили.

Петруха был прав – не те они пленники, которых герцог захочет выменять на что-то ценное.

– К Шумилову… – пробормотал Ивашка. – К Шумилову!..

– Да куда тебя, дурня, понесло? Погоди – не то как раз на сторожей нарвемся…

Они довольно долго просидели на лестнице, внимательно прислушиваясь ко всем звукам, какие только могли достичь их ушей. Последним был далекий плач младенца. Но младенца утихомирили, гольдингенский замок заснул.

К счастью, дверь, ведущая из форбурга в южную башню, оказалась изнутри заперта всего лишь на засов. Ивашка и Петруха вышли в форбург и задумались – как миновать стражу у ворот. Простояли, хоронясь за углом башни, они довольно долго. Наконец в воротах появилась повозка с бочкой для вывоза нечистот. Спускать их в реку герцог и герцогиня не желали, и потому каждую ночь городские золотари навещали замок – в такое время, когда их возня с черпаками никого не побеспокоит.