– А почем ты знаешь, что ему понравится?

– На время Великого поста мистер Кинг решил отказаться от привычки отвергать хорошие куплеты.

– Ничего себе. Тогда он, может, выдаст мне премию?

– Не думаю. От прибавок к жалованью он тоже отказался на время поста.

– А что, если по случаю поста я откажусь от этого места?

Энн села на табурет рядом с Чичи.

– Даже и не думай! Ты в нашем стойле лучший автор. Я добуду тебе прибавку, если это тебя удержит. Много не выйдет, но хоть что-то.

– Дело не в деньгах.

– А в чем же? Как я могу помочь?

– У меня пропало ощущение, что я управляю своей жизнью.

– В каком смысле?

– Я никогда не хотела замуж.

– Почему?

– Замужество представлялось мне невыгодной сделкой.

Энн рассмеялась.

– Ну да, во многих смыслах так и есть, – признала она.

– Тогда почему же мы на это идем?

– А ты разве не хочешь детей?

– Наверное, хочу.

– Брак – это таинство. Стремиться к благодати – хорошо, тебе так не кажется? – сказала Энн.

– Конечно.

– Чичи, сомнения бывают у каждой женщины. А мы с тобой не знаем мира без войны. От этого все кажется непрочным. Мы ведь просто сидим и ждем. Ребята ушли, а мы остались работать и стоять на страже. Забавно, ведь и это выражение, по сути, относится к войне. Мы тоже на войне, хоть она и не называется так. Мы боремся за свое будущее и при этом понятия не имеем, каким оно окажется. Отсюда и твои сомнения. Дело не в твоем женихе, а в неизвестности, в нестойкости всего вокруг нас. Дело во всем прочем, кроме него самого.

– Ты так думаешь?

– Любовь способна на многое, но она не может сделать так, чтобы плохое перестало происходить. Или чтобы война скорее закончилась. И твой страх она тоже не способна подавить. Ты его любишь?

– Да.

– Это все, что у тебя есть. Тебе придется каким-то образом сделать так, чтобы этого было достаточно.

Энн сняла ноты новой песенки Чичи с подставки и переложила в свою папку.

– Знаешь, что сказала бы моя мама? – добавила она. – Она бы посоветовала тебе сходить к священнику.

– Все матери такое говорят.

– Вот поэтому матери всегда будут на земле. – Энн поднялась на ноги. – И священники тоже.

Хотя на рабочей неделе Чичи всегда ночевала в своей нью-йоркской квартире в «Мелодии», каждую пятницу вечером, как только удавалось освободиться, она садилась на поезд в Си-Айл-Сити. Побережье помогало ей восстановить силы, и к тому времени, когда в понедельник утром она возвращалась в Нью-Йорк, она была готова снова общаться с рекламщиками на радиостанции и сочинять песни о консервированном бефстроганове и долгоиграющих лампочках.

– Когда ты обратно в город? – спросил священник.

– Сегодня вечером, семичасовым поездом.

Чичи примостилась на жестком стуле напротив сидевшего за своим письменным столом священника в приходском бюро. Отец Джон Рауш изучал церковный календарь. Он был летним священником церкви Святого Иосифа. Филадельфийская епархия присылала его каждый раз, когда постоянные священники прихода уезжали в отпуск или уединялись для духовных упражнений. Семье Донателли нравился отец Джон Рауш; он часто приглашал свою сестру Мэриан, талантливую певицу с колоратурным сопрано, петь вместе с ним на мессе. Музыкальное трио сестер оценило этот дуэт сестры с братом.

– Похоже, 1945 год быстро заполняется. Отец Шонесси отметил недавно, что церковь свободна для двух венчаний в любую субботу ноября. Это оставляет нам достаточно времени, чтобы напечатать оглашение в приходском бюллетене.

– Тогда займите для нас первые две субботы, – сказала Чичи. – Я напишу Тони и попрошу выбрать, какую именно.

– А когда у него заканчивается служба? – спросил священник.

– Как только его отпустит флотское начальство.

– Тогда, может быть, лучше подождать с календарем. – Он закрыл его. – В любом случае с этим лучше справится ваш постоянный священник. Давай поговорим о делах. Ты слышала новую запись Эллы Фицджеральд?

– Ну и как вам?

– Бьет прямо в яблочко.

Отец Рауш встал и подошел к комоду. Он откинул крышку патефона и опустил иглу на пластинку. Из трубы полился медоточивый голос великой певицы, а вскоре к ней присоединился квартет с роскошными бархатными голосами.

– Это она с «Дельта Ритм Бойз», – пояснил он.

Чичи прикрыла глаза, вслушиваясь. Когда песня закончилась, она одобрительно кивнула.

– А когда ты возвращаешься на гастроли? – спросил священник.

– Я не возвращаюсь, святой отец.

– Будешь выступать в местном радиусе?

– Вряд ли.

– Если позволишь спросить, почему?

– Я выхожу замуж.

– Давая тебе супруга, Господь Бог не отнимает у тебя таланта.

– Если это так, Ему стоит пересмотреть устройство этого мира и заодно изменить мужчин.

– Ты ведь добилась успеха, Чичи. В чем сложность? Что у тебя не получается?

– Я заключила сделку с Богом. Пообещала бросить гастроли, если Он сделает так, чтобы Тони вернулся домой.

– Глупо.

– Ну спасибо, святой отец!

– Да я тебя дразню. Всем нам случается в отчаянии заключать сделки с Богом. Но Он вовсе не заставляет нас расплачиваться по счетам. Иначе я бы сейчас рыбачил в Монтане.

– Все не так просто.

– У тебя с Тони семейный бизнес. Это то же самое, что у семейства Ламарка с их грузоперевозками, у Фаикко с мясной лавкой и у Казелла с рестораном. Вы оба пишете и поете песни. Зачем же рушить успешное дело?

В то утро, когда Чичи уезжала из Нью-Йорка в Чикаго, чтобы оттуда пересесть на поезд до Лос-Анджелеса, в городе шел снег. От Тони прилетела телеграмма – ему неожиданно дали трехдневное увольнение в Сан-Диего по случаю праздников, а за телеграммой последовал и билет туда-обратно для Чичи.

Поезд въехал в Пенсильванию, а Чичи стала вспоминать свою предыдущую поездку по тому же маршруту, с той же целью. Снег кружился на фоне неба, опускаясь на поля, покрывая замерзшие сугробы, которые из окна быстрого поезда казались плитами белого с серыми прожилками мрамора. Она поискала в сумочке ручку и чистую бумагу, не нашла бумаги и достала конверт с обратным билетом. На обороте конверта она написала:

Чичи посмотрела на только что записанное двустишие и в недоумении откинулась в кресле. Да что же это с ней такое? Она ведь едет к Тони – тогда почему ей так грустно?