Действительно, шесть немецких дивизий успешно отбили все атаки двадцати советских.

После недели боев советские войска вынуждены были вернуться на исходные рубежи. Итоги операции, как всегда, вдохновляют: «Наступление армий Западного фронта из-за отсутствия превосходства над противником и прочности его обороны особых территориальных успехов не принесло, но сковало довольно сильные силы гитлеровцев… Хотя вражескую оборону прорвать не удалось, противник был вынужден перебросить на это направление из оперативного резерва три дивизии».

Ну и что? Оперативные резервы для того и существуют, чтобы, выдвигая их из глубины на угрожаемые участки, парировать удары противника. Их наличие у Клюге характеризует его как грамотного военачальника.

А вот у наших полководцев в 1942 году никаких оперативных резервов не наблюдалось и создавать их они не умели. Все свои войска они выстраивали в передовую линию, что позволяло немцам после прорыва фронта на узких участках безнаказанно идти на глубокое окружение советских войск, а окружив, беспрепятственно уничтожать их. Тимошенки, коневы, еременки в это время клянчили новые дивизии и армии из резерва Ставки.

Вполне закономерно, что и эта неудавшаяся фронтовая операция попала в разряд «боев местного значения». Однако в связи с этим «незнаменитым» сражением генерал Галицкий поведал совершенно потрясающую историю, проливающую свет на секреты нашей обороны.

Разработанная до войны советская военная доктрина была агрессивной, пардон, наступательной. Вопросы стратегической обороны ею не рассматривались вовсе. Считалось, что Красная Армия может вести эпизодически оборонительные действия на отдельных направлениях, но только в рамках общего стратегического наступления. 22 июня 1941 года началась совсем не та война, которую планировали красные маршалы. Поскольку к оборонительной войне не готовились, в войсках не оказалось мин, лопат, противотанковых гранат, колючей проволоки и многого другого — всего того, что маршал Кулик называл «оружием трусов».

Не было у Красной Армии и инструкции по созданию полевых оборонительных рубежей. Точнее, инструкция была. Ее разработали еще в декабре 1940 года специалисты трех академий — Военно-инженерной, Военной академии имени Фрунзе и Артиллерийской. Тогда же инструкцию рассмотрели, одобрили и даже распечатали в типографии. А вот утвердить как-то не успели, да, видимо, и надобности особой в ней не было. Никому не нужная, она пролежала в недрах Главного военного инженерного управления почти полгода, хотя «содержала ценнейшую информацию о том, как тактически грамотно возводить оборонительные рубежи».

В первый день войны начальнику ГВИУ пришло в голову, что такой документ в действующей армии все-таки должен быть, и его заместитель провел процедуру «утверждения» в течение пяти минут: он поставил на инструкции собственноручную подпись и приказал разослать ее в войска. Но и там долгое время она оставалась невостребованной, опять же лопат и ломов не хватало, несмотря на великие стройки социализма. А самое главное, до осени 1942 года Красная Армия, неся немыслимые потери, непрерывно наступала и контратаковала, не утруждая себя строительством оборонительных рубежей (вообще в тылу сотни тысяч гражданских людей, в основном женщин, копали противотанковые рвы и что-то строили, но советские войска в большинстве случаев эти позиции не занимали; гораздо чаще ими потом пользовались немцы).

Честно говоря, и принятая на вооружение инструкция написана была в соответствии с «самой передовой» военной теорией, которая начисто отвергала «окопную войну». Засиживаться в окопах не собирались, поэтому траншей не рыли, а изобрели индивидуальную стрелковую ячейку — земляную ямку на одного бойца. Просто и экономично, никаких ходов сообщений, запасных позиций и прочей мороки. Умники-математики доказали, что вероятность прямого попадания снаряда в такую ячейку мала, значит, меньше будут потери от огня противника. Притом, напомню, окапываться собирались «эпизодически» на отдельных направлениях в рамках всеобщего наступления с целью освобождения зарубежных пролетариев от гнета их зарубежных эксплуататоров.

На деле оказалось, что мало уметь ходить в атаку за огневым валом, необходимо еще уметь отбивать атаки противника, создавать оборону и закрепляться на достигнутых рубежах. Выяснилось, что солдат в ячейке не ощущает локтевой связи с соседями и неустойчив в обороне. Подвоз на передовую боеприпасов и продовольствия, эвакуацию раненых, маневр огневыми средствами и подразделениями — все приходилось делать на открытой местности, на глазах противника, открывающего огонь по любой движущейся цели. Но если «до ветру» можно выползти ночью, то как командиру роты в ходе боя, например, перебросить отделение автоматчиков или пулеметный расчет на угрожаемое направление? В итоге войска несли бессмысленные, ничем не оправданные потери. О бытовых условиях в «ямках» я и речи не веду.

Так вот, на второй день вышеупомянутого наступления начальник инженерных войск Западного фронта вместе с начинжем 16-й армии решили осмотреть отбитый у немцев передний край обороны. Их пытливым взорам предстали сплошные траншеи с оборудованными пулеметными и стрелковыми площадками, ходы сообщения, ведущие в землянки для отдыха солдат, по-фронтовому минимальные, но «удобства». И вот главный инженер армии «вслух заразмышлял»: «Непонятно, почему немцы так привержены к траншеям?»

И главному инженеру фронта пришлось объяснять своему младшему коллеге, что траншеи «обеспечивают скрытное передвижение, надежную маскировку боевого порядка, маневр подразделений и огневых средств по фронту и в тыл, постоянную защиту обороняющихся от огня противника, широкую возможность подготовки запасных площадок для стрельбы из всех видов оружия. В то же время траншея заставляет врага рассредоточивать огонь по всей длине траншеи, в результате чего резко снижается плотность и эффективность огня», а также позволяет личному составу подразделений отдыхать в нормальных условиях, оставив на позициях дежурных наблюдателей и пулеметчиков. В общем, немцы, даже делая ставку на блицкриг, не стали отвергать накопленный опыт предыдущей войны и изобретать «передовую науку» на базе нацистского метода.

На все эти резоны начальник инженерных войск армии(!) ответил фразой, достойной войти в сокровищницу советской военной мысли:

— Траншея, возможно, и хорошая штука. Но попробуй отрыть ее! Сколько труда надо вложить!

Вот она, загадочная русская душа! Братские могилы копать, конечно, проще. Вот ключ к разрешению загадки: отчего советская дивизия не могла прорвать оборону германского батальона, а армия — дивизии. И наоборот: почему с такой легкостью немцы преодолевали советские позиции на любом выбранном ими участке.

Светлейший князь Меньшиков перед штурмом Нарвы успокаивал сомневающегося Петра: «Не волнуйся, государь. Людишков хватит». Сталинские полководцы мыслили аналогично. Красная Армия в 1942 году ежесуточно теряла около 20 тысяч убитыми и ранеными — две дивизии. Каждый день. И в 1943-м, и в 1944 году, и до самой Победы. И освобождение Европы обошлось нам ничуть не дешевле, чем оборона Сталинграда и Кавказа.

Все эти «запугивания» и «прощупывания» не помешали фон Клюге и Моделю провести наступательную операцию «Зейдлиц» с целью улучшить оперативное положение своих войск. Она была начата 2 июля 9-й немецкой армией против 39-й армии Калининского фронта, занимавшей выступ в районе города Белый. Немцы нанесли удар по самой узкой части коридора, связывавшего эту армию с основными силами фронта. В итоге им удалось прорвать оборону армии Масленникова, перерезать все коммуникации и окружить ее соединения и 11-й кавалерийский корпус. Попытки Конева прорвать кольцо извне успеха не имели.