вскоре суждено было рухнуть.

Многие представители знати остались в Нормандии на похороны короля, но Гуго Биго, королевский управляющий и коннетабль Нориджского замка, поспешил к графу Стефану в Булонь и сообщил ему, что король Генрих на смертном одре «лишил наследства императрицу Мод и усыновил своего дражайшего племянника Стефана в качестве наследника» из-за определенных проступков, которые совершила [дочь]20, а также якобы освободил баронов от клятв, данных императрице21. Биго повторил свои слова под присягой перед лицом Вильгельма де Корбейля, архиепископа Кентерберийского, «открыто лжесвидетельствуя»22, поскольку даже не присутствовал при кончине короля. Архиепископ, поверив Биго, заявил, что клятвы, данные императрице, «недействительны и противоречат законам и обычаям англичан, которые никогда не позволяли женщине править ими»23.

Гуго Амьенский, архиепископ Руана, был рядом с Генрихом, когда тот умирал, и отправил папе отчет о последних днях короля, в котором ни словом не упомянул о решении короля передать корону Стефану. Оден де Байе, епископ Эвре, также находился подле умирающего. Тем не менее и они, и четыре барона, присутствовавшие при кончине короля, поддержали притязания Стефана. Только Роберт Глостерский впоследствии принял сторону Мод. Это не означает, что Генрих действительно объявил Стефана своим наследником, а скорее наводит на мысль, что лорды были недовольны перспективой женского правления, особенно с учетом проявленного Матильдой неуважения к отцу и ее брака с анжуйцем.

Часть 4. Матильда Булонская, королева Стефана, и императрица Мод, госпожа англичан

1

Нарушенная клятва

Две каменные, увенчанные коронами головы Януса на нормандской алтарной арке в датированной XII веком церкви Святого Петра в Тикенкоте в графстве Ратленд презрительно отворачиваются друг от друга. Поговаривают, что головы изображают Стефана и Мод, символизируя грядущий между ними конфликт. Ибо смерть Генриха I оставила Англию на пороге гражданской войны.

Стефан, очевидно поверивший рассказу Биго и, вероятно, в последние годы следивший за настроением знати1, действовал на удивление уверенно и быстро. Презрев клятву верности, которую он принес императрице, и воспользовавшись отсутствием баронов, оплакивавших покойного короля, Стефан оставил беременную жену Матильду в Булони и пересек Ла-Манш, полный решимости захватить корону. В Дувр, охраняемый солдатами эрла Роберта, Стефана не впустили, но ему удалось высадиться в другой области Кента. Точная дата прибытия Стефана неизвестна, но в то самое утро раздался такой «страшный раскат грома, [сопровождаемый] ужасной молнией, что, казалось, мир вот-вот распадется [на части]» 2. Некоторые сочли это дурным предзнаменованием.

Стефан во весь опор помчался в столичный Винчестер. Вполне возможно, что вместе со своим амбициозным младшим братом Генрихом Блуа3, чей стремительный взлет стал возможен благодаря покровительству Генриха I, он давно разработал план восшествия на престол на случай непредвиденных обстоятельств. Генриху Блуа было двадцать восемь лет, когда дядя вызвал его из Клюни в Бургундии, чтобы назначить аббатом Гластонбери. В тридцать один год Генриха Блуа избрали епископом Винчестера, и теперь он обладал самым большим состоянием среди священнослужителей королевства. Это был волевой, энергичный и честолюбивый человек, «хитрый и чрезмерно любящий деньги»4, совсем не похожий на старшего брата, которого он твердо поддерживал на первых порах. В Винчестере Генрих с готовностью предоставил Стефану доступ к королевской казне, обеспечив средствами для подкупа тех, кто еще не перешел на его сторону.

Обогатившись за счет казны, Стефан поспешил в Лондон, чье население в то время насчитывало от 15 000 до 30 000 человек. Здесь он встретил восторженную поддержку, объявив город самоуправляющейся коммуной с правом самостоятельно повышать необходимые налоги. Лондонские купцы были довольны тем, что торговые пути через Ла-Манш окажутся под защитой, а тарифы сохранятся на низком уровне благодаря тому, что Стефан контролирует морское сообщение с Булонью. Обещание отстаивать свободы церкви обеспечило Стефану поддержку юстициария Роджера, епископа Солсберийского. Архиепископ Вильгельм де Корбейль, первоначально заявивший, что клятва, данная императрице Мод, непреложна, перешел на сторону Стефана, убежденный свидетельством Гуго Биго. Архиепископ первым присягнул на верность императрице, что побудило Генриха Хантингдонского, который был неизменным сторонником епископа Роджера и враждебно относился к Мод5, заметить, что архиепископу «не за что воздавать хвалу». Одобрение архиепископа в целом гарантировало, что остальное духовенство последует его примеру. Получив необходимую поддержку, Стефан «захватил корону в нарушение клятвы», «бесстыдно искушая Бога»6, – и не встретил сопротивления ни императрицы Мод, ни ее приверженцев.

Современные историки, возможно, не вполне согласны с мнением Генриха Хантингдонского о Стефане как о «человеке исключительной решимости и отваги», однако он действительно проявлял подобные черты как в этом случае, так и в ряде других. Безусловно, Стефан «верил в собственные силы»7. У него было несколько преимуществ. Как преемник Генриха I, он пользовался расположением баронов и должностных лиц королевского двора. Его территориальная власть распространялась на восток и Мидлендс[17], а поместья его жены были стратегически расположены в Лондоне и его окрестностях. Стефан приходился племянником покойному королю, а его жена происходила из дома Уэссексов. Стефан был богат, популярен и большую часть жизни провел при английском дворе. Мод, напротив, долгое время жила в Германии и выглядела иноземкой. К тому же она была замужем за ненавистным анжуйцем. Похоже, ее можно было сбросить со счетов.

Стремясь узаконить свой статус, Стефан написал папе римскому письмо, в котором назвал Мод незаконнорожденной, сославшись на то, что ее мать была монахиней. Папа римский, наблюдавший за развитием событий, воздержался от объявления Мод внебрачной дочерью, однако молчаливо признал Стефана королем. Письмо с одобрением понтифика достигло берегов Англии к Пасхе.

22 декабря 1135 года Вильгельм де Корбейль короновал Стефана на малолюдной церемонии в Вестминстере. «Он бесстыже получил корону». Что касается архиепископа, нарушившего клятву, «Бог вынес ему тот же приговор, что и гонителю Иеремии, великого пророка, а именно: что он не проживет и года»8. Вильгельм де Корбейль действительно умер в 1136 году.

Какое-то время среди баронов царило замешательство9, но подавляющее большинство тех, кто поддерживал Генриха I в его недавних конфликтах с императрицей, с радостью принимали известие о том, что король оставил корону племяннику. Они были счастливы отречься от клятв, данных дочери короля и признать монархом Стефана. Они с легкостью и охотой оправдывали Стефана, нарушившего клятву, которую, как Стефан теперь утверждал, он принес под давлением. Разумеется, бароны тоже преступали свои клятвы.

Мало кто хотел, чтобы ими правил Жоффруа Анжуйский. Роджер, епископ Солсбери, озвучил мнение большинства, заявив, что помолвка Мод с Жоффруа, вопреки условиям первоначальной клятвы, освобождает баронов от присяги Мод. Многие признавали,