Преподобный отошел от мальчика и затем опять выкрикнул, указывая перстом, словно кого-то обличая:

– Искуситель! – Драматическая пауза, помогающая пастве проникнуться ужасом этого слова.– Искушение есть Испытание. Да, Испытание! Бог руками Сатаны испытал ангелов, и не все это испытание прошли. Иные остались верны, а иные прельстились словами Сатаны! И была в небе битва: Михаил и ангелы его бились со Змеем, а Змей и воинство его бились с ангелами. Но не устояли они, и не нашлось уже для них места в раю. И был низвержен Змей, также называемый Диаволом и Сатаною, обольститель мира, и ангелы его тоже были низвержены на землю. И как сказано в Откровении: «И услышал я громкий голос, говорящий на небе: ныне настало спасение и сила и царство Бога нашего и власть Христа Его, потому что низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь».

Разведенные в стороны руки, в жесте вроде «а чего вы хотели, а?». Глубокий вдох, затем экспрессия из голоса словно ушла, и он опять зазвучал мягко и как-то по-дружески:

– Так Он разделил верных и неверных среди ближних Своих. Он их испытал. Испытал Искушением! Слышите это слово? Ис-ку-ше-ни-е! – Тут Преподобный смачно повторил эту ужасное слово по слогам, каждый слог подтверждая решительным жестом, вроде как гвозди забил в мозги сидящим в зале.– Любое сатанинское искушение есть лишь испытание – то испытание, которое мы должны пройти перед Господом! Иисус любит нас, но достойны ли мы любви Его? Должен ли Он и впредь покоить нас в злачных пажитях и водить к водам тихим, или наступило время Гнева Его? Ибо сбилось с пути Его стадо и забыло о Пастыре?

С каждой фразой голос вновь наливался гневом, праведным возмущением. Мальчик между тем спустился со сцены, крутя в руках второй микрофон, но стоял пока молча.

– Сатана и присные его пошли среди нас.– Всплеск неподдельной скорби в голосе Преподобного.– И Господь не счел нужным оградить свое стадо от хищников. Усомнимся мы в Его мудрости? Я не усомнюсь! И вы не усомнитесь, ибо мудрость Его бесконечна! Грех! – Вновь страшное слово выкрикнуто с надрывом.– Грех! Грех делает человека рабом Сатаны и уводит из стада Господня! Сатана склоняет нас к греху, а Бог тем самым испытует нас через орудие Свое! И видит отделившихся от стада и видит стоящих крепко в вере своей. И чем больше слабых идет за Сатаной, тем строже взгляд Божий, всегда обращенный на нас с небес.

Преподобный вроде как даже погрозил залу пальцем, вздохнул, добавил на полтона потише:

– Книга Царств говорит устами Давида: «Господь – твердыня моя, и крепость моя, и избавитель мой. Бог мой – скала моя; на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего, ограждение моё и убежище моё; Спаситель мой, от бед Ты избавил меня! Призову Господа достопоклоняемого и от врагов моих спасусь».

Разведенные в стороны руки в жесте: «Ну поняли?»

– Кто уподобляется Давиду, тот стоит в вере своей крепко, но… таких было все меньше,– В голосе мучительная боль.– А тех, кто забыл про Него, кто променял Его Любовь на утехи плотские, на сладость греха, на посулы Сатаны,– таких становилось все больше. И они брали силу. И стало их великое множество. Грех мужеложства стал благом, а менялы вновь засели в храмах. Алчность вернула Золотого Тельца, которому поклонились, а грешные и искушенные бросали камни в кротких, и глумились над ними, и гнали их. Дети поднялись против родителей, а неправедный закон людской запретил родительскую власть, и некому было удержать детей от искушения, не дать им тянуться к тем с виду сладким плодам, которые рассыпал перед ними Сатана, Отец Лжи. Дети не рожденные вынимались из материнских утроб, и люди проповедовали перед людьми, что это не грех и не убийство! Пастыри церковные забыли о своем долге, о служении Ему и о том, что должны они защищать Закон Его среди людей, и лишь повторяли пустые слова, не вкладывая в них ни души своей, ни веры своей. Первосвященники и их присные сами погружались в грех и, глумясь над Законом Его, принимали в круг свой мужеложцев, передавая им пастырский жезл!

Мне показалось, что на глазах Преподобного Смита заблестели вполне настоящие слезы.

– Испытание! – Опять голос обрел силу.– Так ли проходят его? Так ли следует искать жизни вечной, превращая жизнь телесную в тлен и грязь? Нет, не так! Не так, братья и сестры! Сатана! Сатана пошел среди нас, глумясь над нами, и не было никого, кто встал бы крепко, сказав: «…Господь Бог есть солнце и щит, Господь даёт благодать и славу; ходящих в непорочности Он не лишает благ».

Зал начинал нервничать, кто-то выкрикивал: «Пошел среди нас! Пошел! Вижу Сатану!» Какой-то женский голос визгливо подхватывал: «Да! Да, Преподобный! Видим Сатану! Грешны!» В зале становилось сидеть неуютно и даже немного страшновато – это было как оказаться в середине пьяной и не очень доброй толпы, которая пока еще не обратила на тебя внимания, но ты понимаешь, что, если она это сделает, шансов у тебя нет.

Преподобный почти рыдал, терзаемый стыдом перед Богом, которого он так подвел вместе со всеми остальными:

– Грех! Грех сопровождал нас на каждом шагу нашего пути! Грех! Сатана вел нас в долину Тьмы, а мы не противились и шли следом. Была ли наша вера крепка? Вера ли это, когда ты грешишь, а прощение рассчитываешь получить потом? Вера ли это или еще более страшный грех? Грех неискренности перед Лицом Его! Наивные, мы рассчитывали обмануть Бога? Или мы рассчитывали на Его Любовь к нам так подло и так потребительски, будучи уверенными, что Он нас простит? Грех!

Пауза, рука, положенная к себе на сердце, подчеркивающая искренность сказанного:

– Даже пророк Исайя, попав в присутствие Божие, узрел греховность свою, хотя до того ее и не ведал. Увидев себя, он воскликнул: «Горе мне, погиб я!» А что было бы с нами, если бы мы оказались на его месте? Что бы мы сказали о своих устах, глазах и о том, куда мы смотрим и что слышим? Что бы мы сказали о сокровище своего сердца? Сколько пустых слов! Сколько неугодных Богу дел! Сколько суетности! Сколько греха! Греха!

Он сокрушенно покачал головой, затем вдруг уставил очи горе. Словно навстречу невидимому свету, льющемуся оттуда:

– «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего».– Рука, свободная от микрофона, возделась ввысь.– Как пажити, так и вода дается в соответствии с Божьим законом, которым является Его Слово. Наши слова не всегда являются для нас законом. Но от Господа исходит Слово неизменное. И оно навеки утверждено на небесах. И если мы этого Слова слышать больше не хотим – кого мы можем винить в том, что Иисус отвернулся от нас?

И вновь взрыв эмоций, вновь крики в зале, кто-то рыдал, кто-то голосил что-то невнятное, какая-то толстая женщина в перекрученной на заднице юбке приплясывала в проходе.

– Гнев! Гнев Божий! – Звукорежиссер бросил все силы в создание эха.– Настал день Гнева Его, и мертвые пошли по земле, чтобы питаться от живых. Пали столбы, и осела кровля, разрушены устои мира, в который пришел править Сатана, потешаясь над нашей глупостью. И каждое слово его – Ложь изреченная, а с языка, подобно змеиному жалу, стекает яд!

Пауза, рука обвела зал. Затем вдруг резкий переход почти на нормальный тембр: