часа наступал обед, который мог длиться полтора и более часов. А потом какая работа, если зима и на дворе темень!

Павел Петрович лично проверял несколько ведомств и везде картина была одинакова. Государь мог приехать в какую-нибудь организацию и встретить там, в лучшем случае, хоть кого-то, но никогда не начальство. При этом государь был само организован и вставал рано утром, к семи часам уже изготовлялся работать. Высшие чиновники, которым приходилось докладывать императору, с трудом, но перестраивались на новый рабочий лад, а вот остальные продолжали сибаритствовать.

И причиной всему, вернее, одна из главных причин — то, что Петербург ложился спать с рассветом. Еще Елизавета Петровна приучила всех веселиться по ночам. Екатерина Алексеевна подобным тенденциям особо не противилась, несмотря на то, что сама работала утром.

А вот Павел Петрович со своим неуступчивым характером, болезненным стремлением к порядку и с собственным пониманием справедливости оставить подобное явление без внимания не мог. И тогда он решил, если в Петербурге все лягут спать в десять часов вечера, то им ничего не останется, как проснуться в семь утра и пойти на работу. Вероятно, это был не самый продуманный указ императора, но он человек эмоциональный и слишком прямолинейный, чтобы искать обходные пути решения проблем.

— Так вот, на счет Сперанского, — Павел стал отходить от своего ужасного настроения, предвкушая главное событие, возможно, всего года. — Одни меня просят наградить сего дворянина, иные хотят его удалить из Петербурга. Так вот…

Павел взял паузу, посмотрел на сидящего по правую руку Безбородко, потом на своего друга детства князя Александра Борисовича Куракина, заострил внимание на Ростопчине, а после с некоторой насмешкой посмотрел на сидящего по левую руку генерал-губернатора Петербурга Петра Алексеевича Палена. Пален улыбаясь пожал плечами, мол, я здесь не причем и ни о каком Сперанском речи не вел. Своими взглядами император показал, кто именно просил за, казалось бы, незначительного чиновника Сперанского.

За последнюю неделю с разными намерениями, но неизменно касающимися Сперанского, к Павлу приходил и государственный казначей Васильев, просящий за своего подчиненного, а по факту составителя финансовой реформы. И канцлер Безбородко, убеждавший императора дать административную должность Сперанскому в какой-нибудь удаленной губернии. Просил за него и Державин. А вот Ростопчин высказывался в негативном тоне, видимо, посчитав, что настало время задвигать Куракиных, а Сперанский их креатура.

Вот и решил Павел, что лучше удалить Сперанского, но не обидеть, так как не нашел государь ничего предосудительного в том, как работает сей муж. Может только за дуэль сослать, но тогда и самого царя стоит подвергнуть остракизму, ибо Павел все еще ждал ответа на вызов на дуэль от европейских монархов.

Александр Борисович Куракин, когда Павел в разговоре с ним сказал, что собирается отправить Сперанского товарищем генерал-губернатора в Пермь, упросил о назначении своего протеже в Нижний Новгород. Не сразу согласился император, показывая, что не особо желает вообще что-то делать для друга детства, но в итоге дал свое одобрение.

Сам же Михаил Михайлович Сперанский через статс-секретаря Нелединского-Мелецкого передал черновой вариант Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Павел Петрович еще до конца не определился с тем, как относиться к этой кодификации видов преступлений и наказаний за проступки. Все выглядело стройно и интересно, подобное Уложение могло бы сильно облегчить и упорядочить систему наказаний, однако, это было слишком инновационным. Новшество уже то, что Уложение делится на два раздела: в одном прописаны составы преступлений и наказаний за них, в другом составы правонарушений и так же наказания. Уголовный и Административный Кодексы, соответственно, только названы иначе.

Также смущало то, что Сперанский вводил в качестве основного вида наказания штрафы, так же и другие, до того не применяемые, наказания, например, исправительные общественные работы. Много было и преступлений, которые ранее не определялись как таковые. Вандализм, посредничество в мздоимстве, как и само оное, когда наказывался штрафом тот, кто взятку предлагал, ну а кто ее брал, мог и на катаргу загреметь с конфискацией имущества. Вот оно, что еще сильно смущало — конфискация.

Павел Петрович не так, чтобы много чего понял из такого вот Уложения. Вроде бы и все справно, но так, как нигде не принято. Император дал почитать сей опус Державину, который считался знатоком законотворчества. Тогда Гаврила Романович без ложной скромности сказал, что даже консультировал составителей Уложения — целую команду правоведов, бывших студентов Московского университета, работающих под начальством Михаила Михайловича Сперанского.

Так что нужно экспериментально проверить то, как подобное может работать и насколько подобное Уложение способно упорядочить суды.

— Отдел Сперанского по Уложению законодательства отправится в Нижний Новгород и там начнет применять новое Уложение, кабы вскрыть все недочеты. Сие не опала. Я благосклонен к нему, — поспешил разъяснить Павел свою позицию.

Такое разъяснение своей позиции было чем-то необычным для Павла Петровича. Сам же император уточнил свое отношение потому, что не хотел, кабы понеслись слухи по стране, что составитель гимна империи, а еще и небезызвестный пиит попал в опалу, как-то подобная возможность не увязывалось в голове монарха.

— Я не хочу воевать! Грядут изменения в армии, ряд указов уже подписаны, — вновь ни с того, ни с сего сменил тему император. — Направьте уже, наконец, Муртазу Кули-хана править Ираном! Заканчивайте эту войну! [Муртаза Кули-хан — брат Ага Мухаммед-хана. Ставленник России, живший в изгнании в Петербурге].

— Ваше императорское величество, — Ростопчин дождался паузы и решился сказать. — Муртазу Кули-хана уже направили как две недели тому. Он должен уже вступать на престол, после гибели Ага Мухаммед-хана, в Иране нет иного представителя династии Коджара.

Павел вновь встал со стула и подошел к окну, резко повернулся и изобразил широкую улыбку.

— Вот и хорошо! — сказал император, но вновь посмурнел. — Республиканцы взяли Турин, Милан, австрийцы, при численном перевесе отступают. Вот почему я говорю об изменениях в армии. Число войско — ничто, наипервейшее это выучка и снабжение армии.

Собравшиеся промолчали. Тут Павел Петрович сам себе противоречил, так как называл ранее французов необученной кучкой разбойников, которые обязательно должны были проиграть австрийцам. Теперь, когда некий Наполеон Бонапарт после череды мелких поражений, крушит австрийские войска, а североитальянские города с превеликим удовольствием вводят республиканские формы правления под протекторатом Франции, Австрия, как и Великобритания обязательно начнут просить Россию деятельно включаться в борьбу с революцией.

— Оттягивайте всякое вмешательство России! — потребовал император, все еще надеясь на то, что тайная миссия посла в Берлине, Никиты Ивановича Панина, по заключению договоренностей с