Зря не уехал. Разница в возрасте (семнадцать лет!), значительное, как теперь выяснилось, несходство в отношении к жизни и мировоззрениях. Все это, помноженное на его стойкое нежелание связывать себя брачными узами, к заключению которых, как теперь начинало казаться, стремилась Тростинкина, к хорошему финалу привести не могло. Оставалось рассчитывать, что агония отношений не окажется продолжительной. «Ты найдёшь себе кого-нибудь лучше». Во время напряжённых разговоров, когда требовалось объяснить очередной подружке причины, по которым они больше не смогут встречаться, эта банальная фраза регулярно приходила Сергею на ум, но произнести её он так никогда и не смог.

Трёх дней не прошло с момента начала романа, а в голове уже такие мысли.

Есть над чем задуматься, чем испортить своё настроение. Своё и чужое. Своё и того человека, который сейчас лежит рядом.

Уснуть не могли долго. Смотрели ночные телепрограммы. Интересного не было: третьеразрядные фильмы ужасов, блоки новостей, одинаковые по разным каналам, не несущие ни одной положительной вести, да унылые шоу, предназначенные для людей, мечтающих о яркой жизни, но не имеющих возможности раскрасить собственное существование.

Неожиданно, без всякой связи с увиденным, Маргарита спросила:

— Ты ещё помнишь Мамаева?

— Как его можно забыть? Он опять приезжал? Что-то украл?

— Его «закрыли». Не у нас, в соседнем районе.

— Есть правда на свете! Ты знаешь подробности? Я хочу позлорадствовать.

— Он приехал в отделение к какому-то клиенту. Поговорил с ним наедине, дождался окончания следственных действий, Собрался ехать домой. Почему-то был не на машине. Когда шёл к остановке маршрутки, его тормознули патрульные. Буквально за пять минут до этого по рации передали сообщение о грабеже, и Мамаев подходил под приметы преступника. Он, естественно, стал возмущаться и ксивой адвокатской махать, но сержантов это не остановило. То ли патруль был старый и опытный, то ли, наоборот, молодой и непуганый. Ошмонали карманы и нашли пачку сигарет, набитых «травкой». Мамаев заявил, что сигареты принадлежали его подзащитному, и он их машинально прихватил со стола, пока они раз говаривали. Подзащитный, естественно, этого не подтвердил. Сказал, что сроду сигареты такого сорта не курил и знать ничего не знает. Насколько я понимаю, его, притащив в отделение, толком не обыскали. Задержали, кажется, за мошенничество и не подозревали, что он может таскать с собой такой компромат. Парень, наверное, только и ждал удобного момента, чтобы избавиться от анаши, а тут появился Мамаев. Естественно, когда адвокат спёр со стола «заряженную» пачку, мошенник не стал ничего говорить.

— А может, и сам шепнул операм, чтобы Мамаевым на улице поинтересовались.

— Зачем ему это надо?

— Тут можно только гадать. Например, из чувства мести. У этого адвоката непростые отношения с клиентами. От Миши-то он отказался, как только выяснил, что тому нечем платить.

— Откуда ты это знаешь?

— Оперативная информация. — Волгин не говорил Рите о незаконном подслушивании.

— Прокурор не хочет арестовывать Михаила.

Волгин вздохнул. Иного ждать было трудно.

Советник юстиции Воробьёв отличался редкостной боязливостью и десять раз думал, прежде чем поставить свою подпись на самой безобидной бумаге. Качество само по себе неплохое. Когда дело касается судеб людей, надо быть втройне осторожным, но воробьевская осторожность давно приняла патологические формы. Он так боялся обидеть подозреваемых, что начисто забывал о правах потерпевших. Будь его воля — и он бы принял новую статью Уголовно-процессуального кодекса: «Уголовное дело не может быть возбуждено, а возбуждённое уголовное дело подлежит немедленному прекращению, если лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, с этим не согласно».

Ещё одним перлом правозащитной мысли советника Воробьёва было доморощенное правило, с которым он подходил к рассмотрению материалов об аресте подозреваемых. По большому счёту ненаписанная поправка к УПК являлась прямым логическим продолжением юридического канона, изобретённого лично им и вполне успешно применяемого на практике: «Если подозреваемый не сознаётся, то он не виноват. Если он признал свою вину — значит, его избили оперативники».

— Не хочет — не надо.

— Ты считаешь, Михаил не виноват?

— В убийстве — нет. Обрез и часть патронов его, но нам этого не доказать. Ты, кстати, в курсе, что обрез признали огнестрельным оружием? Приклад выполнен кустарным способом, хотя и на очень высоком уровне. Ствол и ударно-спусковой механизм — от трёхлинейки. Видимо, не украденной из музея или какого-нибудь склада, а «копаной». Мне книжку подарили, справочник «Стрелковое оружие», там подробно описана технология реставрации проржавевших частей. Но Миша, я думаю, и без книжки всё это знал… Так что пусть Воробьёв его освобождает, когда захочет. Единственное — нам лучше знать об этом заранее.

— Несколько часов у вас будет в запасе. Хотите за ним последить?

Волгин не ответил определённо. Смысл мимики, жеста свободной левой рукой и многозначительного «Ну…» сводился примерно к следующему: «Мы-то, может, и хотели бы, но ты ведь знаешь наши возможности! Сложно спланировать наперёд такое деликатное дело».

Рита поняла и не стала ничего уточнять. Продолжила разговор на оружейную тему, но при этом умудрилась снова огорошить Сергея:

— Помнишь эпопею с пистолетом, из которого убили Гладкостенного? Это под моего папу копали. Нет, эксперт и в самом деле перепутал бирочки на пакетах, но весь скандал раздули специально. Хотели папу немножко пошантажировать, на нервах его поиграть.

— Для большого шантажа предлог слишком нелепый.

— Так никто и не говорит про большой. Средненький. В меру подлый. — Тростинкина помолчала, глядя, как на экране кривляется телеведущий в пиджаке серебристого цвета, и в третий раз заставила Сергея удивиться.

Сказала равнодушным голосом, продолжая смотреть телевизор, как говорят о том, что надо не забыть купить свежего молока:

— Мне кажется, убийство Гладкостенного скоро раскроется.

* * *

Утром Волгин довёз Маргариту до её дома. Она собиралась переодеться и выйти на работу к двенадцати, тогда как он спешил появиться у Катышева до половины десятого.

— Забыл спросить: Сазонов у тебя вчера появлялся?

— Да, я отпечатала ему запрос в компанию сотовой связи. Проверяешь коллегу?

— Вечером он у нас так и не появился.

— Думаешь, от телефона может быть толк?

— Сомневаюсь. Есть, конечно, шанс, что чеченец трепался по трубке Мартыновой, и тогда удастся вычислить, где он обитает.

— А что, дома он не проживает?

— Прописка, скорее всего, фиктивная.

— Не верю я в эту версию.