В то, что маньяк был другой, я теперь не верила. Выходило, что с Винокуром я столкнулась задолго до того, как стала свидетельницей его попытки похитить маленькую девочку. Значит, судьба намеренно свела меня с ним вновь?

Получалось, что так. Я была его жертвой в детстве и осталась жива. Он чуть не убил меня недавно, а теперь снова охотится за мной. Но я тоже охочусь за ним, иду по его следу. Да, у нас сейчас настоящая война. Кто кого. Только недаром мое имя – Ника!

Самое удивительное, что Винокур ежегодно переводил плату за то, чтобы за могилами его жены и дочери ухаживали, поддерживая их в чистоте и порядке. Надо же, какой сентиментальный! Убил жену и дочь – и не может забыть о них! И даже время от времени навещает.

Я посетила кладбище, на котором были погребены женщина и ребенок. Потому что у меня мелькнула извращенная мысль – что, если Винокур снова навестит свои жертвы и я застукаю его, так сказать, на месте преступления?

На кладбище в Пушкине я попала уже под вечер. Погода стояла прохладная, и если весна и до Нерьяновска, до средней полосы, еще не докатилась, то на севере России и вовсе почти не ощущалась. Я отыскала простые могилы – две гранитные плиты, два имени, четыре даты – рождения и смерти.

Заметив женщину в черном одеянии, монашку, как я поняла, что копошилась у соседних могил, сгребая прошлогодние листья, я отвернулась и зашагала прочь. Миновала небольшую часовенку при входе на кладбище и увидела поблизости златые купола церкви, вернее, собора монастыря. Это и объясняло присутствие монахинь на кладбище.

На душе у меня заныло, и я, поддавшись внезапному порыву, зашла в часовню. Я никогда не молилась, никогда не каялась в содеянном, никогда не обращалась к богу, а тут вдруг опустилась на колени перед одной из икон.

Слезы застилали мне глаза, мысли спутались. Ко мне подошел молодой священник с куцей рыжей бородкой, явно желая сподвигнуть к покаянию. Но чем мог помочь мне этот попик? Утешить меня? Отпустить грехи? Заверить, что еще не поздно встать на путь истинный?

Не дослушав его, я выбежала из часовни, едва не сбив с ног одну из монашек. Не извиняясь, не оглядываясь, бросилась бежать прочь. Хотя знала – можно убежать с кладбища, покинуть страну, но нельзя уйти от самой себя. Потому что я хотела бежать от того, что сидело занозой у меня в сердце и в голове. Я была своей собственной заложницей.

Закурив, я быстро пошла прочь с кладбища. Я обманывала саму себя – в Пушкин я приехала вовсе не для того, чтобы постоять у могил неизвестных мне людей, а потому, что когда-то жила в этом городе. И едва не умерла.

Я знала адрес того самого дома, где жили мои родители. Где они жили и умерли. Где их убил Винокур. Где отец и мать стали его жертвами. Как, собственно, и я сама.

Именно там, в моем далеком детстве, около кровати, на которой лежало обезглавленное тело, и гнездилось то, что теперь цепко держало в своей власти и мое сердце, и мой разум. Кошмар, который регулярно навещал меня, не был кошмаром. Он был реальностью.

И чтобы победить его, мне следовало признать, что это реальность. Значит, мне требовалось побывать в том самом месте. Там, где начался мой персональный кошмар. И только там он сможет закончиться.

Только там.

Идея была абсурдная, ведь дом наверняка давно снесли, а если и не снесли, то жили в нем сейчас совершенное иные люди. И от прежней квартиры, и уж точно от прежней обстановки ничего не осталось.

Адрес я знала наизусть. И я бы не простила самой себе, если бы не побывала в доме или хотя бы около него. Я надеялась на то, что этого мне будет достаточно. И тогда кошмар, овладевший мной много лет назад, наконец отступит.

Или нет?

Когда я повернула на нужную улицу, совсем стемнело. Некоторое время назад начал моросить мелкий дождик. На улице никого не было. Но мне все казалось, что за мной кто-то следит. Но я приказала себе не оборачиваться. Что за глупости? Никто за мной следить не может!

Контуры дома возникли совершенно неожиданно. И я выронила сигарету, которую собиралась прикурить. Потому что вдруг вспомнила то, что, казалось, давно забыла.

Да, это был он, трехэтажный, барачного типа дом из красного, теперь уже бурого кирпича. И вдруг в моем мозгу вспыхнула сцена – я, задрав голову, смотрю на дом. А из окна мне кто-то машет. И я машу в ответ.

Так и было, так и было! Как я могла это забыть? Почему вспомнила только сейчас? Видимо, мой мозг не хотел, чтобы я вспомнила раньше. Но по какой причине?

Дом был необитаем. Более того, со стороны улиц он был обнесен по периметру забором. Я обошла забор и убедилась, что проникнуть внутрь нельзя, – никакого лаза не видно. Но разве мог забор остановить меня?

Перемахнув через преграду, я приземлилась в грязь. Интересно, кто-то купил дом и хочет его снести, чтобы построить на его месте новое здание? Но, судя по всему, забор стоит уже давно. Отчего кто-то купил целый дом и ничего не предпринимает?

Я приближалась к нему, с каждым шагом убеждаясь, что мое сердце начинает биться все быстрее и быстрее. Я боялась дома, того, что произошло в нем, и саму себя. Зря говорят, что путешествие в прошлое невозможно. В ту ночь я отправилась в свое прошлое.

Вход в подъезд был закрыт кодовой металлической дверью, причем по виду вполне современной, новой. Поэтому пришлось влезть через окно в квартиру на первом этаже. Внутри ничего не было, жильцы давно съехали.

Из квартиры я вышла в общий коридор и увидела лестницу. И снова у меня мелькнуло воспоминание: я сижу на выщербленной ступеньке перед дверью этой вот квартиры, поднимаю с пола изумрудно-зеленый леденец и засовываю его себе в рот. Так и было!

Я склонилась над ступенькой и руками нащупала выщербину.

Подняв голову, посмотрела на лестницу. Когда-то она мне казалась бесконечной и широкой. В действительности же была маленькая и узкая. Я осторожно началась подниматься.

Миновала второй этаж. Остановилась. Перевела дух. А затем приступила к штурму третьего. Нет, я могла бы взбежать по лестнице за пару секунд – но мне не хотелось врываться в свое прошлое.

Дверь в квартиру… В ту самую, где жила. Я толкнула створку – она оказалась незапертой. Первое, что мне бросилось в глаза, – старая ванная комната. Почему-то без ванны. Тут меня словно током ударило – ванна стояла теперь в подземелье виллы Винокура!

Он привез ее отсюда и поставил себе в подвал? Ну да, выходило так. А еще облицевал тайную комнатушку точно такой же плиткой, что я вижу сейчас на стенах старой ванной.

В ушах у меня зашумело. И я сделала шаг в сторону зала.

То, что я увидела там, было иллюзией. Игрой воображения. Ночным кошмаром. Потому что я увидела кровать – ту самую кровать, около которой когда-то сидела. И игрушку на полу – большого пластмассового желтого щенка на колесах, с коричневыми ушами. Причем одно колесо сломано, и кончик одного уха отломан. Моя любимая игрушка…