Я с нетерпением жду ответа на мое от 15-го и того счастья, чтобы вам изустно подтвердить те чувства искренности и преданности, с коими я пока жив буду.

Вашей светлости всепокорнейший слуга

Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о положении под Белградом и намерениях турок затруднить осаду Очакова

Я вас благодарю, батюшка князь, за кибитку, лошадку и прекрасный и богатый чепрак, и как дорогим знакам вашей милости и дружбы не могу поставить цены. Взятие Сабаша может и должно много способствовать к покорению Белграда, но, судя по времени и той отчаянности, с какой турки против их защищаются, или, лучше сказать, как кидаются, я очень боюсь, чтобы визирь, или та толпа, что против их назначена, не ускорила своим прибытием, и чтобы то не имело подобного события, что произошло под Дубицей, и чтобы они, и забрав все крепости, наконец не ослабели и не потерпели от идущей против их громады.

Я полагаю все, что турки не сделают сначала и тотчас покушения на Крым, но будут уверительно тем стращать и между тем выглядывать, что вы будете делать, чтобы в свое время Очаков подкреплять или осаду его затруднять; и ежели наш флот не может взять над ними поверхности, то они вещественно нам мешать могут. Но не уйдет ничто из вашего вида и ничто не превозможет над тою лучшей готовностью и волею и жаром, с какими вы ваши дела обыкновенно ведете, и все пойдет по вашему хотению без малейшего сомнения и кончится с честью и славой.

Сего вам найискреннейше желает от всего сердца и души вам привязанный ваш всепокорнейший слуга

P. S. Малые мои партии, что ходили за Днестр, пленили одного байрактара[106] и одного спага, бежавших из Хотина; не нашел на берегу нигде и следов неприятеля, который, я полагаю, удалился для сближения или соединения с большими кучами.

Письмо П. А. Румянцева тайному советнику графу А. А. Безбородко[107] о взаимоотношениях с австрийцами

Милостивый государь мой граф Александр Андреевич!

Из при сем следующей реляции вы увидите мои заботы в рассуждении неизвестности, и, сколько мне кажется, не лучшего соглашения дел с нашими союзниками. Чудно, что и они не лучше знают, как мы, где визирь или вообще турки поделись, исключая тех, кои свои хижины люто защищают. Принц Делинье[108] мне сказывал, что цесарь его о том спрашивает.

Я не понимаю, что делается тогда, когда бы, казалось, одним мигом все кончено быть; и мне кажется, что, одни воюя, мы больше делали и больше ведали. Мое положение тем еще больше неприятное, что я не имею непосредственного дела, а завишу от иных и многих, и остается мне только желать, чтобы все сие желаемый и лучший конец получило. Не покидайте меня вы в сем положении, не весьма приятном, и будьте уверены об искренности чувств, почтении и усердии.

Вашего сиятельства всепреданнейший и всепослушнейший слуга

Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о подготовке к переправе через Днестр

Государыня всемилостивейшая!

В ожидании прибытия на Буг господина генерала-фельдмаршала и кавалера князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, я пробыл здесь, работая в нужных распоряжениях, коих перемена планов моих непосредственных действий требовала и которые, как известно, по неравенству предметов встречают обыкновенно многие затруднения и препятствия; но, как уверительно, тоже крайние заботы помянутого господина генерала-фельдмаршала задержали в Елисаветграде, а 20-го прошедшего месяца капитан-паша с большим флотом к Очакову прибыл и он, отъезжая к месту собрания своих войск, требует моего скорого переходу через Днестр, считая то весьма нужным для разделения неприятельских сил, то я, не уважая на всю неизвестность, так в надежном доставлении пропитания войск, которое по недаче обывателями надобных подвод к подвозу провианта из дальних магазинов, и по неимению за Днестром того рода хлеба, становится главной статьей моих забот – как и о том, что у генерала-аншефа и кавалера графа Салтыкова происходит, касательно их с принцем Кобургом соединения и предприятий, и которые, с одной стороны, мне должны тоже главным правилом в моих движениях служить, приказал я генералам барону Эльмпту и Каменскому, чтобы под командой их обоих состоящие войска, по недостатку судов в Яруге и по лучшей, как мне кажется, удобности к переправе при Кишнице, Днестр переходили, и сначала 3-я, а за той и 4-я дивизия, с наблюдением всего того, что в моем ордере на сей случай предписано. 3-я дивизия – ее первой стан при Шуре, что на реке Кобальте, а 4-я – при Опошанах или при Радуленах, на дорогах, что идут вниз по Днестру и к Оргею и к Гече, взяли, и чтобы на сей конец к скорейшей еще переправе все перевозные суда от Яруги и иных выше Кишницы лежащих мест спущены и на наведение моста в потребном числе понтоны туда отправлены были; а 1-й дивизии или тому корпусу, которой я сам веду, идти к Могилеву и там наводить тоже мост, через которой без замедления и она переходить будет.

Я послал уже двух нарочных к генералу графу Салтыкову и жду от него с часу на час отповедей, которые мне иметь тем нужнее надобно, что при ошибке в суждении о недостатках жизненных припасов в Хотине то предприятие может продлиться, и тем еще раз все мои приемлемые меры касательно содействий с другой армией и на закрытие Польши расстроить, для чего я и просил господина генерал-фельдмаршала и кавалера князя Потемкина-Таврического о сообщении мне о его постах и разъездах, как далеко они чрез Тилигул простираться будут, и об усилении меня двумя или тремя донскими или иными казачьими полками…

Из письма П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о расположении войск и с просьбой о подкреплении

…Что до моих войск, то их большая часть уже на Днестре, и все ждали переходу графа Ивана Петровича [Салтыкова], который, по моему счету, теперь у Малиновец или же теперь только что приближается к оным. Жалуется он на горы, худые дороги и мосты, и я, уже не дожидаясь его перехода, приказал барону Эльмпту и Каменскому переходить при Сороке и потянуться на реку Кабальту и послать партии по дороге к Бендерам.