Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я повернулся к Алексею Алексеевичу. Лицо мое, должно быть, выражало крайнюю степень недоумения.
— Извините, — сказал он. — Я только выполняю поручение коллег из Киева.
Меня не интересует, кого вы знаете на этих снимках. Это так, для того, чтобы освежить вашу память. Я вам покажу сейчас другие фотографии. Просмотрите их очень внимательно, пока я сделаю кофе.
Оставив на столе еще один большой конверт, вытащенный из портфеля, Алексей Алексеевич вышел из комнаты.
Оставшись один, я взял конверт и пересел на диван. Там было удобнее.
В конверте было десятка два фотографий. Сначала я просмотрел их бегло: какие-то группы людей на улице, за праздничным столом, на похоронах.
«Фотоснимки в моем ящике стола намного интереснее этих», — подумал я, начав уже внимательнее рассматривать те же фотографии.
На первом снимке я насчитал двадцать два лица, и ни одно из них не было мне знакомо. Мое любопытство угасало с каждой минутой. Меня привезли в этот санаторий только для того, чтобы дать понять, что им обо мне все известно, и показать какие-то фотографии с десятками незнакомых физиономий.
Следующие несколько снимков только укрепили мое разочарование, но потом настала очередь похоронных фотографий. На первой же мое внимание привлек худой парень, шедший посередине похоронной процессии. Он оглядывался, словно его только что окликнули. Лицо его мне показалось отдаленно знакомым. На другой фотографии с тех же похорон я обратил внимание на двух мужчин возрастом постарше. Уставившись на снимок, я пытался вспомнить, где я мог бы их видеть.
В комнату вернулся Алексей Алексеевич. Он поставил на стол поднос с кофейником и двумя маленькими чашечками.
— Ну как? — спросил он. Я неуверенно пожал плечами.
— Есть пара лиц, но я не помню, где их видел.
— Кофе готов, присаживайтесь, вместе посмотрим. Он налил кофе в чашечки, и сильный кофейный аромат заполнил воздух комнаты, — Колумбийский, — довольным голосом жизнелюба произнес Алексей Алексеевич.
— Я вам сахара не предложил. Принести?
— Нет, спасибо.
— Ну так кого вы там узнали?
Я показал ему парня и двух мужчин. Он взял эти две фотографии, а я стал смотреть оставшиеся. Там снова мелькнул худой парень. А у могилы, уже закрытой венками, еще одно лицо привлекло мое внимание. Это был военный в форме майора.
Выражение его лица показалось мне странным и в то же время знакомым. Он словно очень хотел улыбнуться и с трудом себя сдерживал. Его губы были напряжены, а глаза широко открыты. Смотрел он куда-то в сторону от могилы.
— Этот тоже, — показал я на военного. Алексей Алексеевич задумался. Отпил из чашечки кофе.
— Знаете, Николай Иванович, давайте вместе пройдемся по вашему путешествию.
— С самого начала? — с испугом спросил я.
— Да нет, я вам подскажу, с чего начать… Мы уже кое-что знаем. Начните с Красноводска.
Я начал рассказывать, на ходу вспоминая какие-то детали.
— Люди, — перебил меня Алексей Алексеевич. — Перечисляйте людей, которых там видели, и смотрите на эти фотографии. Так будет легче.
Я рассказал про казахов: и водителей, и двух коллег полковника Тараненко.
Потом про паром «Нефтяник». Вспомнив паром,я вдруг узнал парня с фотографий похорон — это был тот самый смуглый славянин, следивший за нами, с которым нам пришлось разбираться в поезде.
Я рассказал Алексею Алексеевичу про смуглого, про то, как он пытался избавиться от нас и как мы его потом самого выбросили.
— Вы его убили? — попытался уточнить Алексей Алексеевич.
— Не знаю, — признался я. — Он был контужен, без сознания. Мы его так и стовкнули. Про него потом спрашивали. Его кличка — Молдованин.
Алексей Алексеевич был, казалось, доволен. Он обвел ручкой лицо парня на фотографии, а на другой стороне снимка что-то написал.
Мы с ним говорили еще с полчаса. Вспомнил я и остальных троих — были они из той же цепочки событий. Двое участвовали в выгрузке оружия и загрузке в вагон наркотиков, а майор выгружал наркотики в железнодорожном тупике возле Батайска.
— Ну ладно, — сказал под конец Алексей Алексеевич. — Мы неплохо посидели.
Кстати, такой коттедж стоит всего двадцать долларов в день. С питанием. Это ведомственный санаторий… А эти ребята, — он кивнул на фотоснимки, — наши бывшие коллеги. На заработках…
Он замолчал. Поджал нижнюю губу. Лицо его погрустнело.
— А вам для меня ничего не передавали? — спросил я.
— В каком смысле? Деньги? Или что?
— Нет, меня интересует: я уже могу вернуться в Киев или нет?
— Не знаю, — сказал Алексей Алексеевич. — Мне ничего об этом не говорили.
Могу спросить. Я все равно буду завтра докладывать по нашему разговору.
— У меня, кстати, тоже есть интересные фотографии, — произнес я как можно более интригующе.
— Какие?
— В двух словах не сказать. Похоже на убийство человека, который за кем-то следил…
— Вы сами снимали?
— Нет, это старая пленка, семьдесят четвертого года.
Была в фотоаппарате, который я нашел в пустыне.
— Интересно, — он кивнул. — Снимки дадите посмотреть? Может, наш архивный отдел купит у вас пленку.
Мы договорились, что Алексей Алексеевич отвезет меня из санатория домой и подождет на улице, пока я вынесу ему старые фотографии.
Пока мы ехали, я пытался понять, почему в разговоре он ни разу не упомянул полковника и почему он, зная о моем путешествии так много, ничего не знал о причине моего пребывания в Коломые. Это было странно. Хотя я понимал, что это киевские коллеги просветили его относительно моего путешествия, но и они бы этого не знали без помощи полковника Тараненко! Тогда почему ни слова о нем?
Ладно, подумал я, когда передам ему фотографии, все-таки попрошу узнать у коллег: можно ли мне уже вернуться в Киев. Хорошо, если их заинтересует эта старая пленка. Тогда можно будет поторговаться. Пленка в обмен на «посадочную полосу» с обещанием безопасности. Интересно, может, эти ребята, которым я испортил взятие склада, уже давно на том свете, а я все нервничаю, беспокоюсь?
Нет, пока точно мне ничего не известно, есть смысл беспокоиться. Не беспокоятся только покойники! В Коломыю мы доехали быстро. Машин на трассе почти не было.
Отдав Алексею Алексеевичу конверт с фотографиями, я рассказал Гуле о поездке в санаторий и о разговоре. Мы сидели у себя в комнате. Гуля слушала меня и грызла ногти. Было видно, что она нервничает.
— Все будет нормально, — попытался я успокоить ее. — Если в течение недели мы ничего от них не услышим, я сам съезжу в Киев. Нашли ведь они нас через Петра. Может, он что-нибудь знает?