Они вызвали такси и отправились в «Крийон» с двумя дорогими чемоданами, набитыми всем необходимым. За документы можно было не волноваться. Прическа и макияж Амадеи выглядели безупречно. Длинные светлые волосы были уложены аккуратным узлом на затылке, а модная одежда удивительно ей шла. Пара, бесспорно, была очень красивой.

Амадея вошла в номер, огляделась и заставила себя захлопать в ладоши, восторженно ахнуть и поцеловать «мужа». Но когда коридорный вышел, в ее глазах стояли слезы. Она не видела подобной роскоши с тех самых пор, как ушла в монастырь, и сейчас эта шикарно обставленная комната напомнила ей о матери.

— Немедленно прекрати, — потребовал Руперт на немецком.

Амадея тяжело вздохнула и вытерла глаза.

Они отправились в Нотр-Дам, затем к Картье, чей магазин вел весьма оживленную торговлю, обслуживая немецких офицеров и их любовниц. Потом последовал обед у «Максима», а вечером предстояла вечеринка в немецком штабе. Амадея ослепила всех своим белым атласным туалетом с бриллиантовым колье на шее, длинными белыми лайковыми перчатками и отделанными стразами босоножками. У ее мужа был чрезвычайно гордый вид, когда она кружилась в танцах почти со всеми молодыми офицерами штаба. Сам он дружески болтал с высшими чинами о новом вооружении и важности своевременного окончания разработок. В результате почти вся необходимая информация была получена.

На следующий вечер был званый ужин в доме коменданта, чья жена воспылала внезапной симпатией к Амадее, выпив несколько больше, чем нужно, и стала невероятно болтливой. Язык у нее развязался до такой степени, что Амадея узнала все подробности о работе ее мужа, вернее, все, что было известно его жене. Последняя заставила Амадею пообещать, что та скоро вновь приедет в Париж. Супруги были «гвоздем» вечера, и, вернувшись в отель, Амадея предложила немедленно отправиться к Сержу, но полковник сказал, что нужно сыграть роль до конца и подождать до следующего утра.

Как и предыдущую ночь, они спали в одной кровати: Амадея в атласной ночной сорочке персикового цвета, отделанной кремовым кружевом; Руперт в шелковой пижаме, немного ему коротковатой, о чем знала только Амадея. Они лежали рядом, обмениваясь добытыми сегодня сведениями. Ей удалось узнать кое-что крайне важное, и Руперт был очень доволен. Судя по тону разговора, они вполне могли бы сидеть в служебном помещении одетые в мундиры. Пижама и сорочка ничего для них не значили. Сейчас они действовали как агенты английского правительства. Это была их работа, и ничего больше.

В эту ночь они почти не спали, и наутро Амадее не терпелось покинуть отель. Она вполне сознавала, насколько велик риск, и, как бы ни был роскошен их номер, больше всего на свете хотела очутиться на меленской ферме.

— Не так быстро, — упрекнул ее Руперт, как всегда, на немецком. — Это же наша годовщина. Мы проводим ее в Париже, и ты не хочешь уезжать. Наоборот, просишь меня побыть здесь еще немного, тебе хочется отдохнуть от детей. Хотя ты и хорошая мать, но иногда ты мечтаешь о романтике! И жена из тебя прекрасная!

А агент — еще лучше. Все эти дни Амадея была для него неоценимой помощницей, и Монтгомери надеялся в будущем продолжать работать с ней. У нее был настоящий талант добывать сведения во вражеском лагере.

— Кстати, ты мне солгала, — заметил Руперт за завтраком. Оба к тому времени были уже одеты, а их вещи собраны. Когда они только встали, Руперт переворошил простыни, и Амадея удивленно взглянула на него, не понимая, что он делает.

— У нас была сказочная ночь страсти, — с ухмылкой пояснил он. Они лежали так спокойно и так далеко друг от друга, что постель оказалась почти не смятой, словно в ней пребывали два трупа. Только тогда, сообразив, в чем дело, Амадея рассмеялась.

— В чем я тебе солгала? — озадаченно переспросила она. Ей доставляло удовольствие вновь говорить на немецком. Она словно очутилась дома. За два года Амадея не произнесла ни одного немецкого слова.

— Ты чудесно танцуешь и при этом еще ухитряешься флиртовать. Я сгорал от ревности, — поддразнил он.

— Я флиртовала? — с ужасом пролепетала Амадея. Ей и в голову не приходило, что ее поведение можно истолковать именно так. Она всего лишь хотела казаться милой и обаятельной, но надеялась, что ее не посчитали легкомысленной кокеткой.

— Не более чем следовало, иначе мне пришлось бы устроить сцену ревности, а это было бы нежелательно. Я прощаю тебя. И за эту ложь тоже.

Честно говоря, Монтгомери то и дело поглядывал в ее сторону, восхищаясь грацией, с которой она двигалась. Удивительно легка на ногу, особенно для кармелитки!

Они выписались из отеля, вызвали такси и велели доставить их на вокзал. Там они пересели в другое такси и уже через час были в доме Сержа. Едва они спустились в подвал, Амадея сняла шляпу и с громким вздохом опустилась на стул. Напряжение последних двух дней измотало ее. Внешне спокойная, в душе она каждую секунду этих двух дней тряслась от страха. Правда, были и счастливые минуты, особенно при посещении Нотр-Дама.

Полковник Монтгомери объявил Сержу, что это задание было очень удачным и, на его взгляд, они добились несомненных успехов. При этом работу Амадеи можно назвать безупречной, что во многом определило успех всей операции. Серж довольно улыбался.

— Когда мы возвращаемся? — с усталой улыбкой спросила Амадея, уже переодевшись в свою одежду. Словно Золушка, чьи наряды исчезли в полночь! И как ни приятно вновь надеть модные туалеты и жить в «Крийоне», страх опять оказаться в лагере почти лишал Амадею разума. Риск, которому она ежедневно подвергалась в Мелене, был несоизмеримо меньше.

Руперт тоже успел сбросить эсэсовскую форму и вернуть все документы Сержу. После небольших подчисток их еще можно будет использовать, разумеется, с новыми фотографиями. Серж отдал Амадее документы Амели Дюма, а Руперту — паспорт учителя из Арля. Оба знали, что опасная игра продолжается, но она была для них уже привычной.

— Ты голодна? — тихо спросил он Амадею. Та улыбнулась. За это время они привыкли общаться друг с другом, как муж с женой. Похоже, это у них действительно вошло в привычку.

— Не очень. Поем, когда вернемся. Когда мы выезжаем?

— Через два часа.

Монтгомери хотел передать в Англию очередную шифровку.

Без особого шума Амадея и Руперт покинули дом Сержа и вернулись в Мелен на позаимствованной машине. За последние дни они успели вполне освоиться друг с другом: недаром же две ночи спали рядом, как сестра с братом. Он хорошо запомнил ее атласную сорочку, а она — его дурацкую, слишком короткую пижаму. Ничего не поделаешь: человек он высокий, и найти для него брюки по росту — задача нелегкая.

— Ты прекрасно работала, — заметил Руперт на обратном пути. — Просто замечательно. Трудно поверить, что это у тебя первое задание такого рода.

— Спасибо, полковник, — весело ответила Амадея, теперь уже не смущавшаяся в его присутствии.

— Называй меня Рупертом, — попросил он. Они снова перешли на французский, чтобы случайно не обмолвиться, если их остановят. — Кстати, тебе известно, что во сне ты говоришь по-немецки? Это признак настоящего агента. Только он способен даже во сне говорить на языке уроженца той страны, роль которого играет!