– Идем, – взял за руку Уву Хубар. – Я бывал в этом городе. Какое-то время, до того, как Светлая Пустошь расползлась к прежним границам, в нем еще теплилась жизнь. Даже била ключом, несмотря на то, что вся Анкида превратилась в выжженную пустыню. Здесь праздновали победу. Причем все перемешались, и каламы, и атеры. Людей осталось так мало, что они перестали убивать друг друга. Да и незачем стало. Вместе с Лучезарным из Анкиды ушла и эта ужасная любовь. А я понемногу приходил в себя.

– Теперь она вернулась, – сказала Ува. – Ужасная любовь – вернулась.

…Город виделся городом только издали. Вблизи он оказывался скелетом города. Дерево сгнило, целыми остались только стены. Хубар вел спутниц по узкой улице и показывал гостиницу, в которой он однажды ночевал, трактир, в котором баранина на косточках была такой вкусной, какой не была уже нигде и никогда. Бордель, Ува, заткни уши, женщины из которого готовы были связывать мужчин и тащить их в свои постели насильно. Рынок, заваленный продуктами, потому что, хоть и скуден был урожай в тот год, его некому оказалось есть. А вот и враги.

Из ближних развалин начали медленно выходить воины с горящими глазами. Двое. Трое. Четверо. Не менее десятка их перегородили улицу. В руках у них были мечи, на плечах посверкивали чешуйчатые доспехи. Ирис оглянулась. Еще пятеро отсекли троице путь к отступлению.

– Я справлюсь, – прошептал Хубар, вытаскивая из ножен меч, – береги Уву.

– Тут рядом друзья, – прошептала девчонка. – Их позвать?

– Не кричи на холоде, – посоветовала Уве Ирис и потянула из тула лук. – Отчего-то мне кажется, что подобные твари приходили к Алиусу Алитеру. Я как будто чувствую их запах.

– Запах мертвечины, – кивнул Хубар, оттесняя спутниц к глухой стене дома. – Будьте за моей спиной.

– Я позвала, – прошептала Ува. – Они уже бегут.

– Главное, чтобы не споткнулись, – ответил Хубар, посматривая то вправо, то влево.

– Можно уже убивать или сначала нужно поссориться? – спросила Ирис.

– С этими я уже ссорился, – не успел договорить Хубар, как Ирис сделала шаг из-за его спины и начала выпускать стрелы. Огненноглазые рванулись к назначенным жертвам сразу же, едва первая стрела поразила одного из них, но добежать не успел никто, хотя и до тех, что вышли спереди, и до тех, что были сзади, было не более сотни шагов. Пятнадцать трупов украсили мертвую улицу. И последний упал в пяти шагах от Хубара.

– Вот так вот, – растерянно посмотрел на свой чистый меч коротышка и поспешил убрать его в ножны. – Если бы в нашем войске было сто таких лучниц. Сто умножить на пятнадцать… Это что же получается? Мы бы уменьшали число противника на полторы тысячи в минуту?

– В полминуты, – поправила Хубара Ува. – Только полминуты прошло. А вот и друзья.

Из-за поворота показались силуэты в разноцветных балахонах. Увидев трупы, они замедлили бег, остановились, но трое из них обошли убитых и приблизились к троице спутников. Высоченный великан с сухим, изборожденным морщинами лицом, с посохом в руке, коренастый даку, тоже с посохом, и высокий черноволосый послушник с узким лицом.

– Только одна женщина могла так быстро и так метко выпускать стрелы, – проговорил послушник. – И только у нее были стрелы, покрытые живой корой. Ты Ирис, жена Игниса.

– Кто рассказал тебе обо мне? – спросила Ирис.

– Процелла, двоюродная сестра твоего мужа, – улыбнулся послушник. – А это, как я понимаю, Ува, дочка Алиуса Алитера и Фламмы. Третьим может быть только Пусиллус или…

– Можно и так, – нахмурился Хубар. – Но лучше Хубар. Как ты догадался?

– У Сина был только один друг-угодник и великий воин небольшого роста, – сказал послушник. – А я Литус, кстати, Ирис, твой родственник, потому что моя жена – тоже двоюродная сестра твоего мужа. Ее зовут Лава.

– Как это? – удивилась Ирис. – Разве могут быть послушниками женатые?

– Может быть все, – проворчал даку. – Я очень рад, что все завершилось именно так. Кажется, вы выжгли последнюю пакость в Уманни, которая не давала нам вздохнуть.

– Ты не прав, Фера, – в задумчивости огляделся великан. – Жизни она нам и в самом деле не давала, погибли уже восемь послушников и три лошади, но вздохнуть мы не могли и так. Хотя здесь мне дышится хорошо.

– Меня как раз интересует другое, дорогой Амплус, – нахмурился даку. – Кто из них владеет высшей силой? Кто смог позвать нас, не открывая рта и не видя, где мы?

– Ты удивляешь меня, дорогой Фера, – ответил Амплус. – Очевидно же, что голос был детским. Хотя и вот этот невысокий воин тоже явно что-то таит в себе.

– Много чего, – буркнул Хубар, – но ничего поганого, смею заметить.

– Это я позвала, – пискнула Ува. – А что я сделала не так?

– Все так, – развел руками Литус. – Одно непонятно, как ты это сделала?

– Она не знает, – проговорила Ирис, не спуская глаз с Литуса. – Для нее это как дышать. Где мой Игнис?

– Не знаю, – мотнул головой Литус. – Должен быть в Бэдгалдингире или Тиморе. Но ждать его лучше здесь. Бараггал он не минует. Никто не минует, кто останется жив.

– Как дышать… – повторил Амплус и покосился на Феру. – А ведь это, уважаемый магистр, те самые обещанные строители дороги до Бараггала. Кажется, нам уже не придется сажать на каждую подводу по два послушника, чтобы у них к Бараггалу из ушей и носа шла кровь.

– Из чего же… – начал Фера, но Ува выскочила вперед и протянула стрелу.

– Из этого. И на дороге будет можно так же дышать, как здесь. У нас их много. А если каждую переломить на четыре части – будет еще больше. Далеко отсюда до вашего Бараггала?

– Почти тридцать лиг, – сказал Хубар. – Я вижу, о моих спутницах могут уже побеспокоиться и без меня?

– Никаких сомнений, – кивнул Амплус.

– Тогда я отбываю, – поклонился Хубар.

– Ты куда? – надула губы Ува.

– Вернусь за нашими лошадками и попробую пробраться на северо-запад, – пожал плечами Хубар. – Там у меня много хороших знакомых. Думаю, пора их навестить.

В конце третьей недели второго месяца зимы заснеженная равнина у правого берега реки Азу, где все еще стоял древний Аббуту – пожелтела. Сначала всадники в желтых плащах затопили ее, затем пошло пешее воинство, поползли обозы. Город Аббуту был взят с ходу, но ни единой живой твари, исключая каркающих ворон, степняки в нем не нашли. Все двери были распахнуты, все кладовые – пусты. Вся, даже деревянная утварь, что не унесли с собой хозяева, была выставлена во дворах. Но это не умерило злобы степняков. В тот же день город запылал. Горело все, что могло гореть. Несколько отрядов ордынцев форсировали реку, поднялись на высокий левый берег и обнаружили, что в новой крепости напротив Аббуту защита все-таки есть. Во всяком случае, с высоких стен в ордынцев полетели стрелы. Но дальше, вплоть до крохотной крепостенки Манус – все села и деревни оказались пусты и пусты уже давно. Но и они запылали. Разбойники вернулись в становище, развернутое возле пылающего Аббуту, и заползли на коленях в шатер первого помощника ужасного и великого Телоха – Очила. Тот лениво выслушал сбивчивый рассказ о том, что творится на левом берегу Азу, и махнул рукой.