— Мне нужно поговорить с ним, — промолвила я, — мне необходимо с ним увидеться. — Я уже знала, что в книжице Яги подходящего заклинания нет, да и сам Саркан таким чарам меня ни разу не учил. — Отец, каким заклинанием вы бы воспользовались, если бы хотели побеседовать с кем-то в другой части королевства? — Но отец Балло уже качал головой.

— «Дальняя речь» бывает только в сказках, пусть барды и ссылаются на нее к месту и не к месту, — назидательно произнес он, словно читая лекцию. — В Венеции изобрели искусство творить заклинание общения с помощью двух зеркал, отлитых одновременно из одной и той же порции ртути. У короля есть такое зеркало, а второе доверено королевскому воеводе, поставленному во главе армии. Но даже эти парные зеркала умеют говорить только друг с другом. Дед короля приобрел их в обмен на пять фиалов с огнь-сердцем, — добавил Балло. Я невольно пискнула, осознав цену: да за нее целое королевство можно купить! — Магия способна усиливать все чувства, обострять зрение и слух, многократно умножить силу голоса или, наоборот, спрятать голос в орехе и извлечь его позже. Но нельзя в одно-единственное мгновение перебросить твой образ через половину королевства или донести чью-то речь до тебя.

Меня его разъяснения ничуть не устроили, хотя, к сожалению, своя правда в них была: в самом деле, зачем бы Саркану посылать гонцов или писать письма, если бы он мог просто-напросто воспользоваться заклинанием? Очень даже разумно; точно так же он способен переноситься от места к месту только в пределах долины, в своих собственных владениях, а вот прыгнуть до столицы и обратно — не может.

— А не найдется ли тут каких-нибудь книг заклинаний вроде вот этой, Ягиной? Я бы посмотрела… — спросила я, хотя уже знала, что Балло в Ягу не верит.

— Дитя мое, эта библиотека — святая святых магической учености, — отозвался Балло. — Книги на эти полки ставятся не по прихоти коллекционера и не по подсказке оборотистого книготорговца, они находятся здесь не потому, что дорого стоят или расписаны золотом на радость какому-нибудь вельможе. Каждый из этих томов был тщательно изучен по меньшей мере двумя магами на службе короны. Его ценность подтверждена, и засвидетельствована правильность хотя бы трех заклинаний. И даже тогда книга должна обладать по-настоящему великой силой, чтобы удостоиться места в одном из этих шкафов. Я и сам почти всю свою жизнь занимаюсь тем, что отсеиваю труды менее значимые, а также игрушки и курьезы стародавних времен. Здесь ты совершенно точно ничего подобного не найдешь.

Я потрясенно глядела на отца Балло сверху вниз: почти всю жизнь, ну надо же! Вот он уж тотчас углядел бы то, что пригодилось бы мне: прямо как коршун бы набросился! Держась за края лестницы, я соскользнула вниз. Отец Балло глядел уязвленно и неодобрительно: небось в жизни не видел, как по деревьям лазают.

— Вы их сожгли? — безнадежно спросила я.

Отец Балло аж отшатнулся, словно я предложила сжечь его самого.

— Всякая книга ценна, не только магическая, — заявил он. — Я бы предпочел переместить эти тома в университетскую коллекцию для более тщательного изучения, но Алоша настояла, чтобы они хранились здесь, под замком. Предосторожность весьма разумная, отрицать не могу: такие книги способны привлечь худших представителей низших слоев общества. Иногда в простецах пробуждается достаточно дара, чтобы даже уличный аптекарь стал опасным, если в его руки попадет не та книга. Однако я верю, что высокообразованным университетским архивариусам, при должной подготовке и строгом надзоре, возможно было бы доверить на хранение наименьшие из…

— Где эти книги? — перебила я.

Отец Балло ввел меня в крохотную комнатушку, битком набитую старыми, обтрепанными книгами, куда свежий воздух, казалось, вообще не проникал — там даже узкого окна-бойницы и то не было. Мне пришлось оставить дверь приоткрытой. В этих беспорядочных грудах я рылась с куда большим удовольствием, не задумываясь, как потом расставлять тома по порядку, но большинство этих книг оказались для меня такими же бесполезными, как и те, на полках. Я отбрасывала за ненадобностью прескучные сочинения по истории магии, а также подборки мудреных мелких заговоров — по меньшей мере половина из них потребуют в два раза больше времени и произведут в пять раз больше беспорядка, чем если проделать все то же самое вручную. Не пригодились мне и остальные, на первый взгляд вроде бы вполне толковые, сборники формализованных заклинаний, они, по-видимому, недотягивали до строгих стандартов отца Балло.

В книжных завалах попадались находки куда более странные. Один любопытный фолиант выглядел в точности как книга заклинаний, полный таинственных слов, и картинок, и схем, как во многих Драконовых книгах, и совершенно бессмысленных записей. Я потеряла добрых десять минут, ломая над ним голову, пока до меня постепенно дошло, что книга безумна. Ну то есть написал ее сумасшедший, притворяясь магом и мечтая им стать; на самом деле никакие это не настоящие заклятия, а выдуманные. От страниц веяло печальной безнадежностью. Я закинула эту книгу в самый темный угол.

Но наконец под руку мне подвернулась маленькая, тонюсенькая черная книжица. Снаружи она выглядела в точности как сборник праздничных рецептов моей матери; от нее на меня сразу повеяло приветным теплом. Дешевая бумага пожелтела и сделалась ломкой, зато внутри было полным-полно коротеньких уютных заклинаний, записанных аккуратным почерком. Я пролистала страницы, непроизвольно им улыбаясь, а затем посмотрела на форзац. Той же старательной рукой там было выведено: «Мария Ольшанкина, 1267».

Я уселась на пол и долго глядела на книжицу, удивляясь — и одновременно ничуть не удивленная. Эта ведьма жила в моей долине более трехсот лет назад. Вскорости после того, как долина была заселена. На громадном краеугольном камне в ольшанкской каменной церкви, самом древнем здании во всей долине, значился год — 1214. Я внезапно задумалась — а Яга-то где родилась? Она ведь из Росии. То есть она обитала в долине по ту сторону Чащи еще до того, как Польния заселила ее с другой стороны?

Я понимала: эта книжица мне ничем не поможет. Она согревала мне руки теплом — словно присутствие доброго друга, который устроился рядом со мною перед уютным очагом, но беду поправить не в силах. Почти во всех крупных деревнях и селах были ведьмы из народа — они исцеляли некоторые болезни, боролись с неурожаем; к ним я мысленно причислила и Марию. Я представляла ее словно наяву: дюжая улыбчивая тетка в красном переднике, метет палисадник, а под ногами у нее вертятся дети и куры; вот она входит в дом сварить целебного снадобья от кашля для встревоженного молодого отца, у которого дома младенец прихворнул, наливает отвар в кружку и отчитывает — нечего-де бегать по деревне без шапки. Ощущалось в этой Марии что-то мягкое: магия, разлившаяся озерцом, а не бегучий ручей, что подхватил и унес всю ее обыденную жизнь. Я вздохнула и все-таки положила книгу в карман. Мне так не хотелось оставлять ее здесь, всеми позабытую-позаброшенную.

Среди тысячи сваленных в беспорядке книг я отыскала еще две такие же и пролистала их до конца: нашла несколько полезных заклинаний, один-два добрых совета. В книжицах не значилось, откуда они, но я и без того знала: они тоже из нашей долины. Одну написал фермер: он случайно натолкнулся на заклинание, способное нагонять тучи, чтобы пошел дождь. Он даже нарисовал на странице поле под облаками, а вдалеке — знакомый зубчатый контур серых гор.