– Я тоже такой хочу…

– Ага, натяни себе знаешь куда?..

– А куда они ходили?

– Спроси.

– Спроси ты…

– Не, на х…й.

– А я тоже в следующий раз с ними пойду.

– Ага, а Санька тебе пи…ды знаешь как…

– Хорэ матюкаться! – вдруг вызверился Санек.

Все остолбенели и притихли.

– Блин, еще раз мат услышу – урою на хрен! Ты, ты, ты! – он ткнул в пацанов постарше, Вовку, Бычка и Симку. – Забрали хавку, быстро в дом отнесли! Остальные свалили купаться, пошли отсюда!

Девчонки уже бежали навстречу, и Санька кивнул им.

– Пришли…

Назначенные мелкие уже мелькали пятками в сторону «нашего дома», таща банки-коробки.

– Лен, давай иди, опять за ними посмотри…

Она пошла, оглядываясь и гоня перед собой остальных. Светик молча приняла у Санька автомат, и тот тяжело перевел дух.

– Устал… – признался он.

* * *

Я проснулся около трех часов дня. Было жарко, пахло супом – с мясом! Мелкие почти все сидели в углу комнаты вокруг Ленка, та что-то им объясняла, чертя на стене углем буквы. Темыч спал рядом со мной. Светик сидела у очага, на котором булькала большая кособокая кастрюля с проволочной петлей. Санька разбирал на полу пулемет, тихо поругиваясь. Около него устроился Илюшка. Геныч сидел на пороге спиной к нам – дулся, кажется.

Я лежал неподвижно и не понимал, что чувствую. Ни разу за все мои тринадцать лет я ничего такого не ощущал. Мне хотелось плакать и в то же время было очень хорошо… и еще что-то…

– Дядь Сань, – услышал я голос Ильи и увидел, как двинулись его лопатки под свежим бинтом, пропитанным чем-то от ожогов. Ожоги заживали плохо…

– М-м? – буркнул Санька.

– А вы воевать ходили?

– М-угу.

– А вы победили?

– М-угу, – Санька с натугой вытащил ствол, начал что-то говорить про маму, но оборвал себя.

– А тогда можно к маме вернуться?

Санька поднял голову. Илья осекся, и у него набухла нижняя губа.

Светик оказалась рядом с ним и обняла за плечи.

– Пока нельзя, – сказала она, осторожно гладя мальчишку по шее и затылку. – Там злые люди. Их много пока. Вот когда всех прогонят… ты вернешься к маме и папе. Обязательно, Илюшка. Мы с дядей Саней сами тебя отведем. А пока ты поживешь с нами, да?

Илья секунду смотрел на нее. Потом быстро кивнул и спрятал голову у нее на боку, как совсем мелкий. Глаза Светки стали огромными, но остались сухими. Санька закашлялся… и у него стало нехорошее лицо. Многообещающее лицо. Страшное.

– А они сюда не придут? – спросил Илья, не отрываясь от Светика.

– Кто? – выдохнула девчонка.

– Они, – Илюшка дрожаще вздохнул. – Которые нас подожгли…

– Не придут, – буркнул Санька. – Обсосутся приходить, ходилки еще не отрастили. Слышь, герой. Дай-ка мне вон ту штуку и подержи вот тут…

Я уже почти совсем решил встать (суп, кажется, был готов), но тут Ленок в углу сказала:

– О, а где ты это нашла?

В руках у одной из девчонок была разбухшая от сырости старая книжка с неразличимой обложкой. Девчонка махнула рукой:

– Там, в одном доме.

– Сколько раз я говорила, – Ленок несильно стукнула ее по носу этой книжкой. – Сколько говорила – не суйтесь в старые дома, прихлопнет, как таракана!.. Это букварь… Какой старый, – Ленок улыбнулась, – я такого и не видела… Ну-ка, что тут, на первой странице? – она открыла книгу.

Мелкие сосредоточенно зашушукали, потом кто-то прочел:

– Мы не рабы. Рабы не мы.

– Правильно, – сказала Ленок. – Мы не рабы. Рабы не мы. А теперь давайте это повторим вместе. И погромче. Поняли?

– Мы не рабы! Рабы не мы!..

* * *

– В общем, так, – Санька затушил окурок о носок кроссовки. – Хватит мотаться по округе, переходим на ночную жизнь. Все. Старшие, младшие… Чую – нас будут искать с воздуха. Давайте мозговать, как не попалиться.

– Думаешь, из-за сегодняшнего будут искать? – спросил Генок.

Санька поморщился:

– Из-за послезавтрашнего… Помнишь, как к той деревне выйти, где ты был?

– Помню, – усмехнулся Генок.

– Ну вот и поговорим. Когда искупаемся! – Санька шлепнул себя по бедрам и прыгнул с ветлы, на которой мы сидели, в реку.

Всю неделю лил дождь.

Он был не холодный, не осенний, а теплый, но уж больно нудный и постоянный. Он шел днем и шел ночью, им начинался вечер, и за ним пряталось утро.

Мы обалдевали от этого дождя.

Девчонки возились с мелкими, мелкие тоже не особо скучали – дрыхли, болтали, вылезали под дождь, играли в доминошки, карты, шашки и шахматы на расчерченной прямо на столе доске – все это им мы повырезали из деревяшек… Собственно, их-то жизнь не сильно изменилась, и даже Илья – его ожоги поджили наконец-то – как-то подзабыл ужас бомбежки и свою погибшую семью… Еды у нас хватало. Ну – пока хватало.

Мы вылизывали оружие – снова и снова. Собачились. Чуть не подрались из-за пистолетов – в результате «браунинги» достались Генку с Темычем, а я обломался. «М16» мы тоже поменяли на «АКМ», с ними было меньше возни. Только Санька взял себе пулемет. Тоже играли во все подряд… Во всем этом было что-то неправильное, но мы не находили в себе сил куда-то идти под дождем, а взрослого – приказать, выгнать нас – не было. Даже Санька как-то потускнел. И заколотил колодец, куда Генок сбросил зарезанного Дрына.

От нечего делать мы взялись разбираться с печкой. В принципе она была пока не нужна. Но, во-первых, готовить во дворе стало невозможно, а Ленок заявила, что мелким надо есть горячее, готовить же на очаге неудобно, то подгорает, то сырое остается, и все мы наживем гастрит и язву. Почему-то гастрит и язва нас сильно напугали, и мы приступили к решению проблемы.

Оказалось, что особой проблемы-то и нет. Надо было только почистить забитый по самый верх трубы дымоход и еще отодвинуть такую железную фигень вверху печки. О втором мы догадались экспериментальным путем и уже позже.

В трубу мы запихали младшего и самого тощего из наших пацанов – семилетку по прозвищу Пушок. Сперва тот выражал несогласие визгом (девчонки – и старшие и младшие – смотрели на нас, как на палачей, а мальчишки Пушку явно завидовали) и даже кусался, когда понял, что добром отбиться не удастся – но потом вошел во вкус и сопровождал активную работу в трубе завываниями и уханьем. Тут уж даже мы позавидовали…

Трубу Пушок прочистил (хотя с определенного момента я начал бояться, что он застрянет, правда). Но какой он оттуда вылез – вы бы видели, граждане избиратели! Во-первых, он был черный, как негр. Мы предполагали что-то подобное и запихали его в трубу в одних трусниках. Но это еще полбеды. Сажа сыпалась с него хлопьями, а часть ее попала через печь внутрь избы и категорически не желала вычищаться. Почти как перья. Знаете, что разлетевшиеся перья невероятно трудно вычистить? Вот и с сажей было то же самое.