Я гладил ее по голове и нес какую-то чушь, желая только одного – чтобы боль, сотрясавшая ее тело, ушла. Она кусала губы, стискивала кулаки и тряслась. Она больше не говорила ни слова. Ад, живущий внутри нее, больше не открывал дверей. От воды, которую она теряла, промокла одежда. Я не знаю, сколько минут прошло. Воздух становился все тяжелее, а я – все спокойнее. В конце концов, если я и не заслужил смерти, то жизни тоже как-то не заработал. Мне хотелось только спасти ее – вынести к свету, чтобы морщинки возле ее детского рта разгладились, а глаза ожили. Я чувствовал, что смерть живет в Аиде, и мне хотелось прогнать ее, уничтожить, растопить. Но я не мог этого сделать: я не умел. Я закрыл глаза и, прижав девушку к себе, приготовился умирать. Она забылась – тремор прекратился, руки расслабились. Я сидел и думал, что смерть животного похожа на сон. Нет ни ужаса, ни боли, ни страха перед вечностью. Теплое небытие – конец боли и страха, а подобная пару душа просто развеется по воздуху.

– Вставай, засранец! – удар кулака под ребра вывел меня из забытья. Я открыл глаза и увидел Аиду, которая смотрела на меня:

– Вставай, мне кажется, я знаю, где генератор. Нужно отодвинуть стол.

Я тупо поднялся и подвинул стол. Аида нырнула в щель.

– Ты понимаешь в генераторах?

– Нет.

– Тогда я жму, на что хочу. И она нажала.

Что-то заурчало, зашумело и зажужжало. В комнате запахло дымом и жженым пластиком, но это был воздух, шедший извне.

– Надо убираться отсюда. Его хватит от силы часа на три. Ищи компьютер, флэшки, диски – все, что можно унести. Бумаги не бери.

Сама Аида уже методично шарила по шкафам, швыряя на пол папки, книги, журналы.

Я подошел к стенному шкафу с металлическими дверцами, в одной из которых торчал ключ, и открыл его.

Внутри корешок к корешку стояли книги. Я вытаскивал их, проглядывал и швырял на пол. Мысли мои блуждали где-то далеко, и чем дальше, тем больше я не сомневался в том, что мы здесь ничего найдем. Отец был кто угодно, но не дурак. И если он хотел что-то спрятать, то не совал бы это между книжками. А с другой стороны, от кого ему было прятаться здесь? Паранойя.

– Да, забыла рассказать. В туалете тоже была камера, и потом он показал мне, как я макаю свою подружку в унитаз.

Я обернулся.

Аида держала в руках одну из папок и смотрела на нее.

Я взял у нее эту папку и принялся рвать исписанные страницы с фотографиями и подписями. Я старался не смотреть на исполосованное тело, результаты УЗИ, графики и выбритый детский череп с нанесенными на него фломастером точками.

– Там могут быть схемы.

– Насрать.

Я рвал страницы, несмотря на порезы и боль в пальцах. Я рвал их до тех пор, пока в руках у меня не осталась пустая папка, а пол не оказался усеянным обрывками бумаги.

Аида взяла у меня пустые корочки и положила в шкаф.

– Ты теперь Верховный Магистр Гильдии Крысоловов. Но ты ничего не изменишь. Ищи символ власти – при мне твой отец надевал его только на церемонии.

– Почему отец спал с крысами?

– Он знал, что, только соединив несоединимое, можно найти кнопку. Соединив верх и низ, можно получить ключ. «Что вверху, то и внизу». А может, ему просто нравилось спать с нами.

– Он что, философский камень искал?

– Он искал преобразователь – лестницу, по которой можно подняться до человека и опуститься до зверя. Он искал проводник, который соединит два мира и позволит им слиться. Он не искал власти крысоловов над крысами. Он искал способ уничтожить и тех и других через превращение их в новую тварь. Он искал путь.

– Дао?

– Или инопланетян, – Аида посмотрела на меня, и в ее глазах я увидел сожаление. «Мне очень жаль, – говорили ее глаза, – мне очень жаль, что ты сын своего отца и своей матери. Мне очень жаль». И тогда ненависть к тем, кто зачал меня, впервые прорвалась во мне, как нарыв.

Я отвернулся, не желая, чтобы она видела мое лицо. Я снял с полки очередную книжку и раскрыл ее. Между страницами лежала фотография женщины, и я узнал свою мать. Женщина смотрела на меня. Ее волосы были расчесаны на пробор, а в пряди вплетены какие-то дерьмовые фенечки. Она была молода и горда собой. У нее не было морщин и горьких складок, а широко распахнутые глаза излучали саму жизнь. Я перевернул фотографию. «19**, 7 мая» – было написано на обороте.

Я закрыл книгу. Потом снова открыл и посмотрел на титульный лист. На нем стоял штемпель «для внутреннего пользования». Через всю страницу шла надпись, сделанная от руки шариковой ручкой. Почерк был неразборчив, но я прочел.

«Лазурное море, синее небо, и думы каждую ночь…» – вот что там было написано. То ли чьи-то стихи, то ли мысли. И несколько иероглифов.

Книга была не настоящей – это была переплетенная распечатка. «Кловин» – напечатано под штемпелем. И я вспомнил, от кого я слышал это слово. От Маши.

Что-то кольнуло меня при воспоминании о ней, но я отмахнулся от него. Я сунул книжку за ремень штанов и продолжил обыск. Но там больше ничего интересного не было.

– Пора уходить. Нас могут искать.

– Но мы еще ничего не нашли.

– Значит, и не найдем. Он все уничтожил или перепрятал.

– Не верю, чтобы он как-то не подстраховался.

– Он оставил тебе меня. Разве этого мало? Ты – живой результат. Я – ходячая схема. Он снова сверху, ты понял? Если мы встретились – мы выиграли. Нет – что ж, мертвому ему наплевать. Шутка мертвого Магистра.

– Это бред. Должны быть записи. Должен быть препарат.

– Ищи символ, кретин. Это – реальная власть в твоих руках.

Но я ее не слушал.

– Давай откроем дверь.

Аида набрала код, и дверь послушно открылась.

Я вышел в коридор, тускло освещенный аварийными лампами.

– Где выход?

В противоположном конце коридора есть дверь. Кажется, она ведет в подземный ход. Куда ведет ход, я не знаю.

– Как открыть дверь?

– Хрен его знает. При мне он ее не открывал.

Мы дружно ринулись к ней.

Дверь была не заперта. То есть она, конечно, была закрыта на туалетный шпингалет, отодвинутый мной без особых усилий. Стоило мне распахнуть ее, как на меня тут же упали швабра, цинковое ведро, пустая пластиковая канистра и пачка с порошком. Пока я отбивался от них, чихая от пыли, следом рухнула картонная коробка, из которой посыпались пустые банки, вылетела моль, и сверху шлепнулся синий мусорный пакет с каким-то тряпьем.

– Что это?

– Судя по всему, кладовка.

– А зачем она?

– Хлам складывать.

– Нет, профессору она зачем?