Проводивший допрос офицер – хлебнул из термоса кофе – заключенный попался упрямый, и они задерживались. Накрыл чашкой термос, подошел ближе. Хлестнул заключенного плеткой, тот вздрогнул и завыл.

– Как тебя зовут? Как тебя зовут?!

Заключенный держался из последних сил. Еще в лагере – англизы преподавали им пытку: показывали, как пытать человека, чтобы добиться от него нужных сведений, причем показывали на них – чтобы они знали, что такое боль и умели терпеть. Горца – не надо учить терпеть боль, боль составляет основу его жизни, боль от падений, боль в ногах, в руках, боль от тяжелой работы – и они умели переносить боль. Но у англизов в горах – не было электричества, и они не могли показать слушателям своего лагеря – что такое пытка электричеством. А это нужно было показать. Потому что сейчас – фанатичный исламист сошел с ума от боли, три сеанса пытки током – выдернули его из привычного мира, где надо терпеть голод, лишения, заключение, избиения, допросы – и с размаху швырнули если не в ад – то точно в чистилище. В новый мир, где нет ничего кроме боли. В новый мир – в котором ты не знаешь, жив ты или уже умер. В новый мир, в котором признаются все, даже те, которые поклялись молчать. Он был суеверен – и теперь был уверен, что его тело терзают не люди, а джинны – ни один человек не может причинить такую боль другому человеку. И в этом случае – его выносливость и горская закаленность – играла против него же. Схваченный разночинец – давно бы сомлел. А он – продолжал оставаться в сознании.

– Кто ты? Мы все равно узнаем. Скажи, как твое имя…

Заключенный что-то промычал

– Громче

– Нет… Бога… кроме…

– Ясно.

Офицер дал разрешающий знак – и другой начал крутить ручку того самого «кассового аппарата», который был подсоединен к проводам. Он давал не постоянный разряд – а серию разрядов, частота которых зависела от того, как быстро крутить ручку. Это было еще мучительнее…

Заключенный задергался на пыточном столе как рыба, выброшенная на берег и глухо завыл. Ток проходил с треском, его напряжение было недостаточным, чтобы убить – но достаточным, чтобы причинять мучения. Снова запахло горелым железом…

Решив, что достаточно – офицер дал знак. Аппарат остановился. Офицер зачерпнул в ведре ледяной воды кружкой и вылил на заключенного.

– Кто ты. Скажи свое имя. Мы будем пытать тебя, пока ты не скажешь. Ты умер для всех – но Аллах не даст тебе достойной смерти. Ты умрешь как собака, как шакал, медленно издыхающий на солнце без воды. Кто ты? Кто ты? Скажи, и я дам тебе попить.

– Иша…

– Что?

Офицер склонился к заключенному

– Иша…

– Иша? Иса? Тебя зовут Иса?! Говори!

– Иша…

Офицер снова зачерпнул немного воды, начал лить ее в рот заключенному. Заключенный закашлялся.

– Тебя зовут Иса? Вот видишь, я дал тебе попить. Ты будешь говорить? Ты будешь говорить? Только не говори мне про Аллаха, иначе мы снова будем жечь тебя невидимым огнем. Как только мы мне солжешь, это будет опять. Итак – тебя зовут Иса?

– Иша…

Начинать допрос после того, как заключенный сломался лучше с того, в чем он уже признался или с того, что ты знаешь точно. Если человек ответил на один вопрос правдиво, или хотя бы вообще ответил – двигаться дальше будет намного легче. Англичане знали это, и поэтому, обучая горцев терпеть говорили: не признавайтесь ни в чем. Ни единым словом, даже не говорите, как вас зовут. Просто говорите – нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед Пророк Его. И так – вы вселите ужас в сердца своих мучителей.

Но про пытки током они ничего не знали…

– Хорошо, Иша…

Офицер сильно дернул назубник – там была специальная ручка – вырывая его из сведенных судорогой челюстей.

– Вот так. Лучше. Иса.

– Иша…

– Где ты родился, Иса? Где ты вырос. Скажи мне. Скажи правду…

Сопротивляться смысла не было. Никакого. Не было ничего кроме боли, и теперь – организм боялся этой боли. Боялся боли больше, чем Аллаха и его наказания, больше чем презрения и проклятья единомышленников – джихадистов.

– В горах…

– Горах? Каких горах? Радфан? Хадрамаут? По ту сторону границы? По эту?

– Катири…

– Катири? Ты родился в Катири?

– Катири…

Заключенный немного приходил в себя, но сначала – следовало задавать только простые вопросы…

– На, попей еще воды…

На сей раз – заключенному удалось дважды сглотнуть воды

– Хорошо. Ты мусульманин? Я слышал, ты упоминал Аллаха.

– Аллах. Аллах…

– Ты мусульманин. К какой партии ты относишься? У тебя есть партия?

– Исламская… партия… освобождения …Абьяна.

– ИПОА? Отлично. Мы знаем такую партию и думаем, ты сказал правду. Теперь вопрос посложнее – кто твой амир?

* * *

Надзиратель – открыл дверь камеры – и двое солдат – затащили туда человека и бросили его как мешок на утоптанный земляной пол. Потом – солдаты вышли, а надзиратель – закрыл за ними дверь. По коридору, мощеному камнем – простучали удаляющиеся шаги…

– Подонки. Варвары…

Что-то темное в углу, что казалось то ли кучей тряпья, то ли просто тенью – зашевелилось: это оказался человек. Он подполз к лежащему на полу человеку и потрогал его.

– Ты жив? Эй…

Лежащий не ответил.

– Подонки. Варвары. Сволочи…

Человек – осторожно свернул ткань в нечто, наподобие подголовника и положил под голову лежащего…

* * *

На следующий день – пошел дождь. И заключенным – разрешили набрать воду в то, что у них было и немного побыть под дождем, чтобы вымыться. Дожди – за исключением сезона дождей – были тут большой редкостью…

Тот человек, который вчера проявил заботу о незнакомом заключенном, явно государственном преступнике – тоже выходил под дождь, и тоже набрал воды. Вернувшись, он увидел, что второй заключенный, которого вчера бросили в камеру без сознания – переполз к стене.

– Ты пришел в себя? Хорошо, брат… На, попей…

Заключенный вяло оттолкнул кружку

– Это не выход, брат… Совсем не выход… Надо есть. Надо пить воду. Надо жить… даже здесь…

– Я тебе не брат…

– Но почему? Все люди братья?

– Я…

Заключенный вдруг расплакался. После пыток – он был совершенно сломлен. Так бывает… закаленный кинжал очень прочен, но от сильного удара – ломается и с этим ничего не поделать. Другая сталь не так крепка – но она гнется, но не ломается…

– Я… предатель. Предатель…