Можно подозревать Бисмарка в неискренности. Такая идея просто должна была у него возникнуть. Но это несущественно; Крупп ни в коем случае не должен был выдавать секреты. Его язык был почти таким же болтливым, как и у его суверена. Четыре года спустя, в разгар англо-французского кризиса по поводу Фашоды, он обедал в замке Гогенцоллернов, когда госсекретарь по иностранным делам между прочим заметил, что если бы он был премьер-министром Англии, то немедленно объявил бы войну Франции, используя Фашоду в качестве повода, потому что это была редкая возможность; соотношение сил временно благоприятствовало Британии. Фриц вернулся в гостиницу и написал письмо другу в Лондон, с просьбой довести взгляды германского министра до сведения британского премьера. Результат был предсказуем: нудные объяснения в Берлине и укрепившаяся убежденность британцев в том, что все немцы страдают от ящура.

Фриц хуже всего проявлял себя на публике и лучше всего выглядел за кулисами. Он всегда об этом знал, а теперь это признал кайзер. Хоть один раз его величество проявил такт. Не ему осуждать другого человека за необдуманные слова. Кроме того, хоть деятельность Круппа в рейхстаге внешне выглядела неудачной, кайзер знал истинное положение дел. В своей эксцентричной манере депутат от Эссена излагал будущее империи так, как не был способен никто из членов палаты. Вильгельм мечтал о сильном германском флоте и в 1895 году, на торжественной церемонии открытия канала между Северным и Балтийским морями, он попросил Круппа о помощи. Ситуация невыносима, полагал кайзер; Отечество вышло на второе место среди великих держав мира, а его флот по силе и мощи всего лишь на пятом месте. Даже Италия имела больше военных кораблей. В истории цивилизации ни одна торговая страна не могла существовать без мощной опоры в виде морского флота. Кроме того, шла драка за колонии. Военные корабли были абсолютно необходимы, если рейх хотел подобрать хотя бы то, что осталось. Не присоединится ли Крупп к нему в этом «крестовом походе»?

Крупп присоединился. Он увеличил свою поддержку через всегерманский союз, который уже агитировал в поддержку сильного флота, и внес значительные денежные пожертвования в Flottenverein (военно-морской союз), 100 тысяч членов которого, штат платных лекторов и журнал «Флот» наводнили империю шовинистской литературой. Но Фриц мог сделать больше, чем просто поддержать военно-морской флот. Он мог создать его. Посовещавшись с Фридрихом Гольманом, вице-адмиралом и главой адмиралтейства, он подготовился к переоборудованию заводов Грузона для массового производства брони из никелиевой стали для линкоров и к строительству девяти новых броненосцев в Эссене. На следующий, 1896 год «морская» кампания Вильгельма сделала два гигантских шага вперед. Гольман ушел на должность статс-секретаря морского ведомства, уступив свое место Альфреду фон Тирпицу, а Крупп купил судоверфь в Киле. Расположенный на оконечности потрясающего балтийского фьорда, с видом на одну из прекраснейших естественных бухт в Европе, Киль был больше известен как стоянка великолепной новой золотисто-белой личной яхты Вильгельма «Гогенцоллерн». Яхта блестела якорной цепью и царственно покачивалась на волнах глубокого синего моря. Никто там не обращал особого внимания на моряков, и даже коренные горожане безразлично относились к верфи «Германия», государственному военно-морскому корабельному заводу, построенному датчанами и пришедшему в упадок после смены нескольких владельцев. Теперь в Киле было полно крупповцев. Оборудование, которым располагал Фриц там, и его заводы в Эссене, Аннене, Рейнхаузене и Магдебурге позволяли ему целиком создать флот – от заклепок до снарядов. Он отметил это, добавив якорь к своему гербу.

Но для завершения всей работы, согласно замыслам его царственного патрона, необходимо было извлечь фонды из рейхстага. Билли о военно-морских силах 1898-го и 1900 годов можно назвать драмой в двух актах. Первая программа Тирпица прошла через палату. Она была сравнительно скромной; превосходство Англии и Франции оставалось неоспоримым, а получившие вливание военно-морские силы годились как раз для того, чтобы сохранять пути снабжения открытыми на случай войны. Второй акт был совершенно иным. Крупп едва только успел установить кили для кораблей первого флота, как Тирпиц изменил курс. Он хотел иметь настолько грозный флот, чтобы самые мощные морские державы мира дважды подумали, прежде чем бросить ему вызов. Это был прямой вызов британцам, которые имели основания отнести его на свой счет; обескураженные неблагоприятными переменами в Южной Африке, они захватили германское торговое судно, направлявшееся к бурам. Всегерманский и военно-морской союзы поносили англичан в самых грязных выражениях. Вильгельм призвал нацию требовать себе «место под солнцем» и заявил, что будущее Германии – на морских пространствах. В ярости большинство в рейхстаге отбросило осторожную тактику коалиции СПГ и центристов и одобрило строительство – «сколько бы это ни стоило» – 38 линейных кораблей, то есть достаточное количество, чтобы противостоять на равных флоту Великобритании.

Назначение цены с учетом издержек плюс фиксированная прибыль были огромным стимулом. Фриц «вышел в море» с помпой, одновременно извлекая прибыль через траст Харви из поставок брони для флотов Англии, Франции, Японии, Италии и Соединенных Штатов. Для Тирпица Фриц построил 9 линкоров, 5 крейсеров и 33 миноносца. Адмирал должен бы быть доволен, но не был. Он педантично настаивал на том, что имперское адмиралтейство должно получить отменное качество за немалые затраты. Оно было таковым лишь наполовину. Крупп израсходовал 279 миллионов марок на броню для линкоров, а Тирпиц обнаружил, что доход Фрица составил ровно 100 процентов. Но и Крупп не был удовлетворен. Его берлинская газета развернула энергичную кампанию, обвиняя имперское адмиралтейство в том, что оно торгуется по поводу цен, когда безопасность отчизны под угрозой. Принц Отто цу Зальм-Гостмар, новый президент военно-морского союза, написал Тирпицу, умоляя его выделить деньги в интересах ускорения процесса. Прижатый прямым вопросом, принц признал, что его попросили написать письмо «господа, связанные с германскими промышленными интересами», в частности Крупп. Разгневанный Тирпиц попытался поставить точки над «и» в отношении промышленника. Позволив журналистам называть себя «хорошо информированным военным источником», он обвинил Круппа в спекулятивном обогащении и потребовал положить конец «монополистской политике цен». Его сразу же накрыл «ответный батарейный огонь». Из Эссена хорошо информированный промышленник заклеймил этого адмирала с окладистой бородой как завзятого лжеца. Тирпиц потребовал бухгалтерские книги Фрица, Фриц апеллировал к кайзеру.

Его величество велел уволить адмирала. Вражда была на руку врагам рейха, и, когда Тирпиц выразил мнение, что следовало бы позаботиться и о налогоплательщиках империи, Вильгельм сделал вид, что не слышит. В отношениях с Круппом кайзер перешел своего рода рубикон, невидимый для старого морского волка. По мере нагнетания страстей Вильгельм чувствовал себя обязанным защитить Круппа от всех обвинений, пусть даже справедливых и шокирующих. Ему нужен был оружейник. Его правление теперь ориентировалось на милитаризм. Стальные мускулы Круппа – этого государства в государстве – были крайне необходимы; без Дома Круппа Дом Гогенцоллернов становился лишь карточным домиком. В те годы давление со стороны поборников мира заставляло правителей посылать элегантно одетых делегатов на конференции по разоружению в Гааге. Император, конечно, испытывал принципиальное отвращение к собраниям, а его обязательства перед Эссеном делали их особенно нежелательными. Король Италии считал, что кайзер никогда не согласится «подрезать крылья Круппу». Он этого не сделает, он не может этого сделать. «Что тогда заплатит Крупп своим рабочим?» – отмечал король на полях одного из мирных предложений.