Он снова нашел в себе силы только кивнуть.

– Тогда не будем терять время. Снимайте пиджак, свитер и майку. И еще разуйтесь. Пожалуй, брюки тоже лучше снять. Вы останетесь в одних трусах. Живее! Не заставляйте меня ждать! – командовала Катя.

Трясущимися руками старик стягивал с себя одежду, не спуская с нее глаз.

– И носки тоже?

Она молча кивнула. Теперь родитель Ломова выглядел совсем жалким. Костлявый, сутулый, морщинистый. Бледную кожу покрывали коричневые печеночные пятна, на щиколотках и на руках вздулись фиолетовые вены.

– Отлично. – Подхватив одной рукой легкий складной стул, Катя поставила его у стены и приказала. – Садитесь сюда.

Достав из коробки моток веревки, она туго прикрутила старика к стулу, а на грудь ему повесила заранее заготовленную картонку с надписью: «Привет из Воронежа № 3».

Веревка причиняла старику не только физические, но и моральные страдания, что красноречиво отражалось на его лице и было Кате на руку. Достав из сумочки свою миниатюрную цифровую фотокамеру, она принялась фотографировать онемевшего от боли и страха старика в разных ракурсах. Покончив с этим занятием, Катя поспешила развязать его.

– Извините, Иван Егорыч, за причиненные неудобства, – сказала она полусочувственно, полу с издевкой. – Без этого было не обойтись. Одевайтесь скорее, а то замерзнете. Я сейчас уеду. Мне искренне жаль, что вам придется остаться здесь одному. На раскладушке спальный мешок. Думаю, в нем вам будет удобно. В одном ведре чистая вода, другое можете использовать, как туалет. В коробке еда и напитки. И книга, чтоб было чем заняться. Это все. – Подумав, она спросила: – У вас есть при себе какие-нибудь лекарства?

Старик прошлепал босыми ногами к другому стулу, где была свалена его одежда, пощупал карманы пиджака и брюк.

– Нет, – сказал он растерянно. – Я ничего не взял с собой.

– А без чего вы не можете обойтись?

Он наморщил лоб, пытаясь припомнить слишком мудреные для него названия.

– Норваск. Это американский препарат от давления. Седуксен – снотворное. И жена мне всегда дает по 30 капель валерианку и валокордин.

– Ладно. Что-нибудь сердечное и от давления попробую достать.

И отвернувшись, чтобы избавиться от гнета устремленных на нее глаз, Катя поспешно направилась к выходу.

– Как долго вы собираетесь меня здесь держать? – уже вдогонку ей обреченно спросил старик.

– Сие целиком будет зависеть от вашего сына, – не оборачиваясь, обронила Катя.

Выйдя из подвала, она заперла за собой дверь и для надежности задвинула ее на засов. Уже из машины, прежде чем отъехать, она долго смотрела на погруженную во мрак громаду дома. При мысли о замурованном там, как в склепе, старике и о жестокости, с которой она с ним обошлась, у Кати сжималось сердце. Но как только она снова вспомнила о своей матери, чувство вины тотчас сменилось яростью. Резко нажав на газ, она помчалась по пустынной улице прочь от импровизированной темницы.

Придя домой, Катя скинула с себя парик и одежду, убрала в коробочку цветные линзы и подсела к рабочему столу. Разложив на экране laptop только что сделанные снимки, она отобрала из них один, где отец Ломова был легко узнаваем и выглядел особенно жалким и запуганным. Подумав, Катя поместила рядом то страшное фото, сделанное ею в Воронеже.

Сменив Photoshop на Word, она принялась отстукивать послание:

«Эй, босс! Узнаёшь своего папашу? Все точно так, как было с моей матерью. Верно? Можешь сравнить. Как видишь, я способная ученица. Только вот изуродо-вать и прикончить его еще не успела. А ведь долг, говорят, платежом красен.

Ладно, так и быть, дам тебе шанс. И сутки на размышления. Если хочешь получить назад отца живым, сложишь в коробку из-под обуви 1 миллион долларов и снесешь ее в камеру хранения Киевского вокзала. Не жалей денег. Очень скоро ты их, в любом случае, лишишься. Позвоню завтра, в полдень узнать номер и шифр ячейки. Всё. И будь ты проклят!»

Катя положила диск с фотографиями и письмом в конверт, запечатала его и размашисто написала хорошо знакомым боссу почерком: «Виталию Ломову. Лично.» Сидя с конвертом в руках, она задумалась: Интересно, будет ли он уже знать, что отец похищен, к тому времени как получит это? Ей очень хотелось увидеть его реакцию собственными глазами.

Острота ситуации состояла в том, что для Ломова это должен быть двойной удар – тревога за жизнь похищенного отца и страх за свою собственную шкуру, поскольку он поймет, что разоблачен. Ведь если она нашла его отца, значит ей известно его подлинное имя, которое он тщательно скрывает.

Утром, наспех позавтракав, Катя спустилась в гараж и выехала на улицу. Моросил нудный, затяжной дождь. «Андрэ увез с собой наше лето. И всё, что было во мне человеческого, солнечного», – подумала она и тут же заставила себя забыть о нем. Не доехав до здания, в котором проработала несколько лет, метров 50, она остановилась и довольно долго изучала ситуацию. У подъезда стоял черный джип Ломова. «Значит, он не изменил своим правилам с утра всегда быть на месте. Отлично.»

Выйдя из машины и оглядевшись по сторонам, Катя свернула в соседний двор, окруженный с четырех сторон домами. В центре был разбит небольшой сквер со скамейками и детской площадкой, обсаженный по периметру высокими кустами персидской сирени. Между сквером и домами оставалось только место для подъезжавших машин. Дождик кончился, и на площадке под присмотром бабушек играли дети, слишком маленькие, чтобы обращаться к ним с поручением. С улицы заехала темно-вишневая «Нива». Из нее вышла молодая женщина с дочкой и скрылась в подъезде. Две девушки выпорхнули неизвестно откуда и неизвестно куда делись, скрытые от Кати кустарником. Потоптавшись на месте, она уже собиралась уйти, но тут из подъезда появился подросток и расхлябанной походкой направился в ее сторону.

Катя окликнула его. Парень окинул ее колючим, пренебрежительным взгля-дом, каким умеют смотреть на посторонних только подростки.

– Ты мня? – спросил он ломким фальцетом, перевалив жвачку с одной щеки на другую.

– Тебя, тебя. Подойди на минутку. – Она поманила его пальцем.

– Ну? – Он смерил ее с ног до головы, демонстративно жуя с открытым ртом.

«Врезать бы по твоей наглой роже», – подумала Катя. А вслух сказала:

– Заработать хочешь?

– А кто теперь не хочет. Сколько и за что? – Во взгляде пацана появился проблеск заинтересованности.

– Фирму «Контакт» знаешь?

– Это которая вон там, за углом?

– Точно. Письмо передать надо. Ее начальнику в собственные руки.

– А сама чего ж?

– Не твое дело. Возьмешься отнести или нет?

– Сколько?

– Стольник.