Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эту идею можно проиллюстрировать на примере очень упрощенной математической аналогии, позаимствованной у математика Эдуарда Френкеля. В соответствии с этой аналогией попытаемся описать один и тот же простой вектор в двух системах отсчета, или координат. В зависимости от того, какую систему отсчета выбрать, один и тот же вектор определяется разными парами чисел. Именно это я и имею в виду, когда говорю, что космологическое описание может быть только релятивистским: как и в случае вектора, в зависимости от системы отсчета, использованной разными разумными формами жизни, обитающими в разных уголках Вселенной, один и тот же космос будет описываться совершенно по-разному.
В соответствии с релятивистской теорией мозга нелинейная природа электромагнитных взаимодействий нейронов, характеризующая гибридное аналогово-цифровое устройство человеческого мозга, позволяет внутри одного мозга создавать ментальные абстракции высокого порядка, такие как математика. Впоследствии благодаря социальному общению одних математиков с другими на протяжении многих поколений математические понятия и предметы могут эволюционировать естественным путем. По сути, внутренняя нелинейная динамика индивидуального человеческого мозга и обширных человеческих мозгосетей создает еще один тип непредсказуемого поведения, которое французский математический гений Анри Пуанкаре наблюдал в своих нелинейных уравнениях, когда слегка менял начальные условия, и проявления которого Илья Пригожин обнаружил в виде сложных пространственно-временных структур, возникавших в ходе некоторых химических реакций (см. главу 3). Благодаря способности создавать плодотворные динамические взаимодействия и сочетания долгосрочная активность мозгосетей математиков на протяжении сотен поколений, безусловно, внесла вклад в возникновение всех оттенков и уровней математической сложности, начиная с простейших истоков, зародившихся при отпечатывании примитивных математических и геометрических элементов в мозге наших предков среди животных и гоминидов. Следовательно, всю совокупность накопленных математических знаний можно рассматривать в качестве еще одного эмерджентного свойства, произведенного человеческими мозгосетями, распределенными во времени и пространстве на протяжении всей истории человечества.
Но почему эта тема так важна? Речь идет о двух концепциях, которых большинство ученых, особенно физиков, придерживались на протяжении достаточного длительного периода времени, поскольку, как очень хорошо подметил Шрёдингер в книге «Что такое жизнь?», они служат основой науки такого типа, которой мы занимаемся со времен Галилея. Без них очень многое изменилось бы в нашем подходе к изучению мира или, по крайней мере, в нашей интерпретации наблюдений. Эти две основополагающие концепции — существование объективной реальности, не зависящей от человеческого разума, и причинность. Как вы, возможно, уже заметили, предлагаемая мной мозгоцентрическая космология ставит под сомнение возможность обсуждения объективной реальности без учета влияния нашего мозга на описание всего сущего во вселенной. Хотя эти споры продолжаются уже какое-то время, к счастью для меня, в прошлом некоторые очень известные мыслители поддерживали изложенную здесь мозгоцентрическую точку зрения, хотя никогда не использовали этот термин. Моя задача в заключительной части главы состоит в том, чтобы вывести на передний план некоторых из этих физиков, ученых, писателей и философов, заложивших основы представленной в книге мозгоцентрической космологии.
Вполне справедливо утверждать, что первой перестрелкой в современной битве за истинную природу реальности стала активная дискуссия между знаменитыми австрийскими физиками Эрнстом Махом и Людвигом Больцманом, происходившая в Вене в последние десятилетия XIX века, однако я хочу проиллюстрировать раскол между двумя противоборствующими мнениями на примере другой встречи. Я говорю о беседе, которую можно назвать одной из величайших интеллектуальных дуэлей XX века. Это знаменитое столкновение взглядов на жизнь началось 14 июля 1930 года, когда лауреат Нобелевской премии бенгальский поэт, брахман и философ Рабиндранат Тагор заглянул в Берлине в гости к Альберту Эйнштейну. Во время этой первой встречи между ними произошел следующий диалог:
Эйнштейн: Существуют две разные концепции относительно природы вселенной: (1) Мир — это нечто, зависящее от человека. (2) Мир — это независимая от человеческого фактора реальность.
Тагор: Когда наша вселенная находится в гармонии с Человеком. Она вечная, мы называем ее Истиной и ощущаем как красоту.
Эйнштейн: Это чисто человеческое понимание вселенной.
Тагор: Другого понимания быть не может. Этот мир — человеческий мир, и научные взгляды на него — это взгляды ученого человека. Существует некий стандарт смысла и радости, который определяет Истину, стандарт Вечного Человека, чей опыт исходит из нашего опыта.
Эйнштейн: Это осознание человеческой сущности.
Тагор: Да, вечной сущности. Мы должны осознавать ее через наши эмоции и поступки. Мы осознаем Высшего Человека, который не имеет индивидуальных ограничений, как наши ограничения. Наука занимается тем, что не ограничено индивидуумами; это обезличенный человеческий мир Истин. Религия осознает эти Истины и связывает их с нашими глубочайшими нуждами; наше индивидуальное осознание Истины получает универсальное значение. Религия дает Истине ценность, а мы познаем ценность этой Истины через нашу гармонию с ней.
Эйнштейн: Тогда Истина или Красота не независимы от Человека?
Тагор: Нет.
Эйнштейн: Если бы больше не существовало людей, Аполлон Бельведерский больше не был бы прекрасен.
Тагор: Нет.
Эйнштейн: Я согласен в отношении понятия красоты, но не в отношении Истины.
Тагор: Почему? Истина осознается человеком.
Эйнштейн: Я не могу доказать, что моя концепция верна, но это моя религия.
Тагор: Красота — это идеал истинной гармонии, являющейся Универсальной Сущностью; Истина — идеальное представление Универсального Разума. Мы, индивидуумы, приближаемся к ней через свои промахи и ошибки, через наш накапливающийся опыт, через наше просветленное сознание: как иначе мы можем познать Истину?
Эйнштейн: Я не могу доказать научным путем, что Истина должна восприниматься как Истина, ценность которой не зависит от человека; но я в это твердо верю. Я верю, в частности, в то, что постулаты теоремы Пифагора в геометрии — есть нечто практически истинное, вне зависимости от существования человека. В любом случае, если есть независимая от человека реальность, должна существовать и Истина,