— Усадьба за тем холмом, — показал плетью Камунориг. — Вернее, ее остатки. Она заброшена и частью разрушена.

Виталий видел, что разговор об опальном аристократе в глубине души нравится Камуноригу, возможно, рождает приятные воспоминании, но все же углубляться в эту тему тот считает ниже своего достоинства, потому и цедит слова сквозь зубы. Однако вельможа быстро овладел собой, и разговор прекратился.

Тем не менее нужные сведения уже были получены, и Тевтонский Лев тоже замолчал, задумался: как бы перехитрить охрану? Сейчас не самая благоприятная обстановка для бегства, но дальше будет еще хуже: ведь они направляются в крепость, которой скоро грозит осада! Из осажденной крепости попробуй выберись! Римляне поймают — повесят как диверсанта, галлы поймают — убьют как предателя. Если что-то делать, то прямо сейчас! Повернувшись к Алезии, Виталий улыбнулся.

— Ты с каждым днем выглядишь все краше, о драгоценная моя супруга!

— Какая я тебе супруга! — шепотом осадила своенравная девчонка. — Даже по римским законам наше сожительство никакой не брак, а по галльским и тем более. Если кто-нибудь услышит, что ты так меня называешь, немедленно начнутся расспросы: кто ты да откуда! Ведь быть моим законным мужем может только человек равного мне рода и положения. А тебе есть что ответить на эти вопросы? Если всплывет, как мы с тобой познакомились, кому ты платил за меня выкуп, где я находилась до встречи с тобой… — Она даже побледнела и вздрогнула, несмотря на все свое самообладание. — Ты погубишь нас обоих! Поэтому прошу тебя, никогда больше не называй меня так!

— Хорошо, хорошо! — Виталий успокаивающе вскинул ладони.

Приятного мало, что подруга жизни, похоже, начала стесняться их связи, но он и правда не заинтересован в том, чтобы его начали расспрашивать о происхождении и положении. Алезия, кажется, уже сделалась важной особой, хоть и не совсем понятно кем, но он-то так и остался беглым гладиатором без рода, племени и родного языка.

— И все-таки… Как нам ни называть друг друга, а все же мы были вместе. — Он осторожно взял подругу за руку, против чего она вроде бы не возражала. — Ведь сегодня ночью тебя уже не позовут в шатер вождя?

— Скорее всего, позовут. Ведь я его гостья.

— А нельзя ли так устроить, чтобы ты провела ее со мной?

— Я подумаю, — взглянув ему в лицо и несколько смягчившись, пообещала Алезия.

Но Виталий видел, что предложение ей понравилось. Кем бы они ни была, в ее душе тоже имелись какие-то чувства к прежнему «супругу». Сумеет ли он разгадать тайну своей возлюбленной? А впрочем, у него имелась своя тайна, и об этом стоило подумать еще того более.

Вероятно, Алезия все же обратилась к Камуноригу с просьбой выделить ей собственный шатер, и тот был поставлен среди шатров свиты хмурого вельможи. Сотню Камунорига составляли и конные, и пешие, и зрелые мужи, и юные отроки. Время от времени часть людей куда-то пропадала, потом так же внезапно появлялась. Кто-то что-то докладывал своему командиру, а кто-то лишь обменивался знаками, непонятными непосвященному. Виталий, как и положено социологу, наблюдал, собирая информацию. Было похоже на то, что Камунориг командует чем-то вроде батальона фронтовой разведки и контрразведки. Кстати, Кариоликса у них забрали и отдали под присмотр какого-то десятника. А жаль, его помощь пригодилась бы, чтобы отвлечь часовых. Хотя те и так особым усердием не отличались.

Трофейный римский шатер оказался небольшим, но прочным и удобным. По походным условиям — почти дворец, живи и радуйся, но Беторикс все же чувствовал, что его возлюбленная чем-то озабочена.

— Ну, наконец-то мы нормально выспимся! — Молодой человек ласково погладил подругу по плечу и вздрогнул: та почему-то дрожала, будто в ознобе, хотя была полностью одета. — Что с тобой, милая?

— Я… — Девушка тяжело вздохнула и прошептала: — Я не знаю, радоваться теперь или печалиться. Я втянула тебя во все это… Теперь даже неловко.

— Отчего неловко?

— Ты кинулся меня спасать… Я, честно говоря, не ожидала, думала, что мне не на кого надеяться, кроме себя.

— Вот как! — Виталий с обидой поднял брови. — А мне казалось, за это время ты могла бы привыкнуть к мысли, что рядом с тобой кто-то есть. Или ты жила со мной и меня не замечала? Я для тебя пустое место?

— Нет, конечно. Извини. Просто ты ведь мне чужой…

— И я еще чужой?!

— Не в том смысле. Я хотела сказать, чужого рода… и я даже не знаю какого, ты был ничем со мной не связан и даже не знал, кто я. У тебя не было передо мной никаких обязательств, я это хотела сказать, а вовсе не чтобы тебя обидеть. — Девушка потерлась щекой об его давно не бритую щетину и ойкнула. — Какой же ты колючий!

— Тебе не нравится?

— Нравится. Ой… Щекотно! — Она тоже охотно отвлеклась от неприятной темы.

— Вот уж не думал, что ты боишься щекотки. — Просунув руку за ворот туники, молодой человек принялся ласкать возлюбленной грудь.

— В самом деле, щекотно!

— Только щекотно?

— Ну… не только…

А ушлый гладиатор уже задирал подол туники…

— Погоди, тут же люди кругом. Слышишь, голоса!

— И что с того? Ты взрослая женщина, и никто из них не вправе тебе указывать, как себя вести.

Алезия вздохнула и было помрачнела от этого намека на ее сиротство, но быстро прогнала печаль и, видимо, решила пользоваться преимуществами моральной свободы, которую в этом мире дает одиночество. И вот уже оба принялись тяжело дышать…

— Ах… дай-ка поглажу журавлика… Не щекотно?

— Не-ет… не-ет… не-е-ет…

Жаркие губы… Горячая кожа, шелковая, гладкая, нежная… Жаль, не видно глаз… Зато слышны стоны… А кругом — нереальная тишина, уносящая к звездам.

Но это только так казалось. Едва Виталий пришел в себя и расслабленно вытянулся, как окружающий мир вернулся и загомонил за полотняными стенками шатра.

— Иди-ка, парень, сам. Что ты тут расселся?

— А то, что это мое место! Да и командир приказал за этими присматривать на всякий случай.

— Да чего за ними присматривать? Не слышишь, чем они там занимаются? Ой, а давай-ка и я с тобой здесь посижу. Больно уж интересно.

— Завидно тебе, а не интересно!

— А тебе, что ли, нет?

— Шел бы ты отсюда, а?

— Ладно, ладно, не кипятись, слушай себе дальше! Всю ночь будешь тут сидеть?

— Я в тебя сейчас чем-нибудь кину! Чем-нибудь тяжелым и тупым.

— Своей башкой, что ли?

Послышалась возня, крики, смех, звуки ударов, потом быстро удаляющиеся шаги.

— Ты что застыл-то? — Алезия повернулась.

— Так… слушаю. Похоже, жизнерадостный господин в строгом черном плаще приставил к нам соглядатая.