На звонок ушло не больше минуты. Лидия недовольно кричала что-то в трубку. Настя ничего не расслышала – торопливо извинилась и попрощалась. Сейчас не до нее, не до каких-то там дел. Нужно вытащить человека из беды. Господи, как хорошо, что он пришел именно к ней! Мог же ведь выбрать любой другой клуб – в Москве их хватает.

– Идем? – Она почти влетела к себе в кабинет, больше всего боясь, что Иван куда-то бесследно испарился за то время, что ее не было рядом.

– Куда? – он поднял задумчивые глаза.

– В кафе, – Настя заулыбалась, – ужинать!

– Я не хочу, – в опровержение его слов предательский желудок издал приглушенный, но очень голодный звук. Иван испуганно покосился на Настю, но от волнения она, кажется, ничего не услышала.

– А что будем делать?

– Лучше погуляем просто, – робко предложил он. Есть хотелось ужасно, но пойти в кафе, где он отродясь не был, да еще за счет женщины, Иван не мог, – поговорим.

Настя замешкалась, вспоминая, что это значит – гулять по улице. И как, интересно, они будут выглядеть со стороны?

Но потом она решилась и коротко кивнула. Иван поднялся из кресла ей навстречу. Он и вправду был значительно выше Николая, но так же безупречно сложен. Даже сквозь одежду – дешевенькие летние джинсы и тонкую рубашку – просматривался каждый рельеф его античного тела. Настя смущенно отвела глаза, а Иван, кажется, ничего не заметил.

Не говоря ни слова, она вышла из кабинета – на ее счастье, в приемной было уже пусто, Олежек бесследно пропал. Каблуки ее туфель торопливо и звонко зацокали по каменному полу к служебному выходу. Настя не оборачивалась, но всем телом ощущала Ивана, который шел за ней следом, словно на привязи. Перед выходом он аккуратно обогнал ее и распахнул перед ней дверь. Настя улыбнулась и вышла на свежий воздух.

Сергей – водитель и охранник в одном лице – все-таки увязался за ними. Как ни старалась, Настя не могла уговорить его подождать ее на работе. «А вдруг вам надоест ходить?», «А если на вас нападут?» – не унимался он. В итоге Настя устала от пререканий и согласилась. Договорились, что они с Иваном гуляют вдоль дороги, а Сергей тихонечко едет за ними.

Иван за десять минут «прогулки» успел тысячу раз пожалеть о том, что вообще решился выходить с Анастасией Петровной из клуба: там, по крайней мере, не было блестящего черного «Мерседеса», неотступно следующего за ними. Они прошли по сплетению переулков, потом перебрались по переходу на другую сторону улицы, к Триумфальной площади, и направились к Пушкинской. Сергей профессионально вел машину следом. Иван чувствовал себя так неуютно, что слова не мог произнести. Тем более что на них то и дело косились: Анастасия Петровна была одета по сравнению с бредущими по улице москвичками как какая-нибудь голливудская актриса на светском приеме. Наверное, один этот бежевый костюм стоил столько, сколько вон та женщина, например, зарабатывала за год – с таким негодующим изумлением она уставилась на Настю. Ивану инстинктивно захотелось прикрыть ее, спрятать от посторонних глаз. Но сама она ничего этого не замечала. Наоборот, с диким восторгом рассматривала улицы, подземный переход, ребят с гитарой, расположившихся на лестнице.

– Ты знаешь, – она взяла Ивана под руку и приблизила к его уху губы, – я сто лет не ходила пешком! С ума сойти, как отличаются московские улицы оттого, что видно из окна «Мерседеса».

Она тихонько засмеялась, а Ивана внезапно охватила странная дрожь: мысли вылетели из головы, язык отказывался шевелиться в пересохшем рту. Теперь Иван всем существом ощущал только прижатый к нему острый локоть.

Они шли медленно. Иван постепенно пришел в себя и теперь смущенно рассказывал о своем детстве, об учебе, о безобразиях, которые они с товарищами творили в старших классах. О том, как по ночам сбегали из детского дома и гуляли по Москве, о том, как в первый раз попробовали водку, как раздобыли «колеса». Это считалось у них взрослым занятием, настоящей жизнью. Но Иван чем дальше, тем больше недоумевал, глядя на приятелей. Ради спиртного и таблеток многие ребята начали воровать. Девчонки – вчерашние подружки – знакомились с мужчинами. Свои ночные вылазки Иван быстро прекратил: стало противно. Замкнулся в себе. Он и раньше-то много читал, вызывая презрительное недоумение сверстников, а тут просто ушел в литературный запой. Так было легче: не слышать, не видеть того, что происходит вокруг. Заменять один мир другим.

После школы Ивана сразу взяли в МАИ. В тот же год – пареньку только исполнилось восемнадцать – в торжественной обстановке ему сообщили, что уже почти пять лет он является счастливым обладателем огромной трехкомнатной квартиры в центре Москвы: ее оставил по завещанию отец, о котором Иван раньше даже не слышал. Директор детского дома вручил юноше документы, ключи и с тяжелым сердцем помог ему переехать. Степан Семенович проработал с детьми-сиротами больше половины своей жизни. И прекрасно знал, что выход из детского дома в самостоятельную жизнь – самый опасный момент: внезапно обрушивающаяся взрослая реальность ломает даже тех, кто пытается держаться до последнего. Директор обещал помогать, чем сможет, – и это было искренне, – но Иван прекрасно знал, что в трудную минуту не обратится к нему. У Степана Семеновича полным-полно детей – ив самом детском доме, и по всей Москве. Что ему, разорваться на множество мелких кусков?!

Учиться в МАИ Иван не смог: слишком много времени тратил на книги. А самолеты – эти высокотехнологичные, но все же железки – были ему неинтересны. Стипендию после исключения из института, естественно, давать перестали; нужно было думать, как жить. Он даже думал было пустить в квартиру жильцов, но в последний момент испугался: обманут, выгонят, останешься без крыши над головой.

– А чем ты хотел бы заняться? – Настя молчала до самой Пушкинской площади. Внимательно слушала Ивана, его воспоминания о лишенном родителей детстве, и в сердце ее рождалась непреодолимая жалость.

– Если честно, – он запнулся, но все же пересилил смущение, – я хочу стать поэтом.

– Да?! – Настя изумленно посмотрела на него. – А ты уже пишешь?

– Давно, – ответил Иван и неожиданно решился: – Почитаю, если хотите.

– Когда? – Настя занервничала от нетерпения: почему-то ей казалось, что стихи расскажут ей об этом юноше гораздо больше, чем он сам. Может, она наконец поймет, откуда эта объяснимая только мистикой схожесть Ивана с ее Николаем.

– Хотите сегодня? – Иван старался выглядеть безразличным, но Настя заметила, как он сильно волнуется.

– Конечно, хочу! – улыбнулась она. – А ты кому-нибудь уже читал?

– Нет, некому было, – сказал он и вдруг без перехода спросил: – Будете мороженое?

Настя понимала, что он смущен, а потому торопится перевести разговор на любую другую тему. Она согласно кивнула и полезла в сумочку за бумажником. Но Иван остановил ее движение большой мягкой ладонью, посмотрел укоризненно и тут же куда-то пропал. Через пару минут – Сергей, испугавшись за хозяйку, которая осталась посреди улицы одна, успел за это время припарковаться и выскочить из машины – вернулся с двумя вафельными стаканчиками в руках.