— Нет, Эфрим, — просто ответил Джарралт. — Нет. Я явился в надежде, что ты не очень занят и сможешь уделить мне частичку своего бесценного времени. — Он бросил взгляд на служку. — У меня государственное дело.

— Конечно, конечно! — Холз закрыл манускрипт, отложил перо и отпустил служку, кивнув и улыбнувшись ему. — Присаживайся.

По каким-то причинам, ведомым лишь ему самому, Холз не доверял удобным мягким креслам. Джарралт умостился на жестком деревянном сооружении из четырех ножек, сиденья и прямой спинки и обреченно сложил руки на коленях.

— Понимаю, что озабоченность, которую я порой высказываю в связи с текущими делами нашего королевства, некоторые считают нападками амбициозного или обиженного человека. Но ты, надеюсь, расцениваешь их правильно, то есть как искреннюю заботу о будущем Лура.

Преклонные годы не повлияли на ясность разума Холза. Он проницательно посмотрел на Джарралта и спокойно произнес:

— Ты пришел, чтобы поговорить о Дурме. И короле.

Джарралт кивнул.

— Да. И хотя между нами не всегда царило полное согласие, я все же надеюсь, что ты считаешь меня человеком, искренне любящим наше королевство, Эфрим. Я желаю ему только того, что соответствует его подлинным интересам.

— Ты не ошибаешься, Конройд.

— Поверь, мне не доставит удовольствия сказать сейчас то, что я обязан. Но долее хранить молчание — значит предать все, что мне дорого. — Он поцеловал свое священное кольцо. — Клянусь Благословенной Барлой.

Холз вздохнул.

— Продолжай.

— Я стараюсь не забывать, что его величество молод и совсем недавно понес тяжелую утрату, — продолжал Джарралт, хмурясь. — И что Дурм посвятил всю жизнь процветанию Лура. Но я очень встревожен, и нет никого со мной рядом, кому можно было довериться и попросить совета.

— Облегчи душу, Конройд, — мягко произнес Холз. — Поведай мне свои тревоги, и вместе мы найдем, чем успокоить твой мятущийся дух.

Джарралт подавил желание поудобнее устроиться на проклятом стуле и вместо этого придал лицу выражение самого глубокого и искреннего раскаяния.

— Борн был великим королем. По очевидным причинам мы не были близки, но я никогда не отрицал его власти как Заклинателя Погоды. Оспаривал его решения по вопросам внутреннего управления, такое случалось. И то, как он использует свое влияние, свою харизму, чтобы продлить в будущее власть своей династии. О последнем я в особенности горько сожалел. Но дело сделано, утверждено законом, и даже я признавал, что Фейн — это нечто невероятное.

— Гар тоже далеко не рядовая личность, — заметил Холз.

— Но в прямо противоположном смысле, Эфрим. Большую часть жизни он был уродом, калекой. В нем не было ни капли магии. А потом внезапно она изверглась бурным потоком, и никто не задает вопроса: почему? Никто не считает это странным. Все слишком заняты тем, что радуются этому чуду. — Заметив, что он слишком увлекся, Джарралт несколько изменил тон. — И теперь, когда Фейн и Борн мертвы, он стал нашим Заклинателем Погоды. Он обременен самой сокровенной магической миссией, от которой зависят судьбы Лура. И никто даже не спросит, способен ли Гар нести подобное бремя, выдержит ли он? Никто не заинтересовался вопросом: а не исчезнет ли его капризная магия так же внезапно, как появилась?

Холз теребил тонкую, похожую на крысиный хвост косицу, в которую были заплетены остатки волос на его голове.

— Дурм говорил, что его способности к волшебству несомненны.

Джарралт едва не потерял самообладание. Но стул он больше переносить не мог. Резко поднявшись, он принялся шагать по маленькой холодной комнате.

— Дурм был для Борна роднее брата. Борн слепо любил его и доверял безоговорочно. Не сомневаюсь, что для защиты интересов династии покойного друга Дурм пошел бы на что угодно, лишь бы трон остался в руках Торвигов.

— Это… серьезное обвинение, Конройд, — медленно и настороженно произнес Холз.

— Не путай меня, Эфрим! — воскликнул Джарралт. — Дурм никогда бы не нарушил закон, никогда не стал бы действовать против интересов королевства. По крайней мере, сознательно. Но я подвергаю сомнению его суждения в той части, где они касаются сына Борна. А теперь… потрясенный горем… можем ли мы быть уверены, что он в своем уме? Будет ли это мудро и правильно — доверять ему безоговорочно?

Холз покивал головой.

— Признаюсь, Конройд, я и сам размышлял над этим.

Джарралт постарался скрыть ликование.

— Есть и другой вопрос. Даже более насущный, чем прискорбное состояние Дурма. Эшер.

Холз перевел взгляд на портрет Барлы.

— Ты им никогда особо не интересовался. Как и его народом.

— Возможно, но теперь моя озабоченность оправданна. К этому олку прислушивается наш король, и он в состоянии подвигнуть Гара на действия, которые не в наших интересах. Гар сделал его тайным советником! Тебя это не тревожит? Меня — очень.

— Что ж, — помолчав, признался Холз, — мне тоже кажется… неправильным такое высокое доверие короля по отношению к Эшеру. Барла отдала олков под наше управление. Они люди простые, неспособные к магии или управлению государством.

Предвкушая победу, Джарралт приблизился к Холзу и с умоляющим видом опустился на одно колено.

— Значит, Эфрим, мы не должны больше молчать. Ты — высшее духовное лицо Лура. Оба мы являемся тайными советниками. Способность Гара к управлению явно сомнительна. Ради блага королевства мы обязаны действовать. Хотя бы во имя памяти Борна.

Лицо старика страдальчески исказилось.

— Конройд, Конройд, боюсь, ты говоришь о втором расколе.

— Нет! — твердо возразил Джарралт и положил сильную ладонь на безвольную руку Холза. — Я говорю о спасении нашего народа от безвольного, уступчивого короля и недееспособного Главного мага. Иначе будет поздно, и наша духовная слабость погубит всех нас.

Покачав головой, Холз отвернулся, всем видом давая понять, что ему это не нравится.

— Как ты предлагаешь действовать?

— Значит, ты со мной? Когда я подниму этот вопрос на Общем Совете, ты добавишь свой голос к моему?

— Хочешь спросить, поддержу ли я тебя как претендента на корону Лура? — горько поинтересовался Холз, все еще глядя в сторону.

— Только в том случае, если такова воля Барлы. Может, ты спросишь ее, Эфрим?

Холз вздохнул.

— Уже спрашивал. Грядут большие перемены, хотим мы того или нет.

С мрачным лицом и поющим сердцем Джарралт снова поцеловал свое священное кольцо.

— Тогда пусть свершится воля Барлы. И спасибо тебе за поддержку.

— Я не вижу другого выхода, Конройд, — прошептал Холз. — Хотя, боюсь, мы погубим жизни как минимум двух людей.