лет. Столько энергии потратил на принятие поправки. Но в первую очередь — ради мамы. Хотя она твердила, что не станет настаивать на его возвращении. Только смотрела при этом в сторону. И в груди Майкла разрасталась ноющая пустота. Он оставался бы на связи и рядом с ней за миллиарды парсеков, но одновременно хотел распоряжаться собственной жизнью. Отдать ее за то, во что верил.

Когда приняли поправку о связи поколений, а точнее о праве отцов ломать судьбы детей по своему усмотрению: я тебя породил, я тебя и… верну, все было готово к отлету. Майкла и полмиллиона мечтателей ждал отстроенный дом с пылающей звездой в магнитном кармане. Майкл даже прошел выборы на должность губернатора экзопланеты. Но не улетел. Как и остальные. В вынужденном возвращении через сорок лет горчил вкус поражения. Ты обречен оказаться на линии старта, выбросив в черную дыру половину жизни.

Сама поправка плоть от плоти общества, боящегося жизни. Закованного в силовую защиту в горах, в лесу, во время прогулки по кромке океана. Признать поправку — все равно что согласиться, что жизнь и должна оставаться такой — стерилизованной прививками и протоколами безопасности. Когда воздух вдыхают, но им не дышат. Майкл просто не мог это принять. После утверждения проклятой поправки попытался найти для себя другой путь. Посетил Марс, возглавил диагностическую группу у колец Сатурна. Все не то. Отец твердил, что он отравлен идеей пользы и желанием принести себя в жертву. Неправда. Не жертвой, он хотел стать победителем. Поэтому через десяток месяцев мучительных поисков новой цели и смысла, Майкл понял, внезапно и ярко, стоя на вершине Маттерхорна, — он все-таки полетит и не станет возвращаться, если сам не захочет. И плевать на поправки. Этот выбор делал его преступником.

Вопрос в том, как покинуть Землю. Сделать вид, что признаешь поправку, помириться с отцом и отправиться в путь на якобы отмеренные сорок лет, а по дороге взломать программу запуска возвращения? Или сразу поставить себя вне закона. Улететь без предупреждения, не прощаясь, не оставляя сомнений ни у кого. Противно юлить и врать. Особенно отцу, когда убежден в своей правоте и праве. Значит, оставалось одно — готовить бунт и бунтовать.

«Горизонт», как и Земля, вращался на солнечной орбите. До сих пор. Никто не отменил полученный Майклом статус губернатора экзопланеты. Он мог собрать участников экспедиции, использовать губернаторский код доступа и дать команду старта. Но слишком долго не принимал решения. И, когда на вершине Маттерхорна сделал свой выбор, «Горизонт» по протоколу должны были вот-вот перевести в режим консервации. И никакой ясности с участниками полета. Согласятся ли пойти против закона и промолчать о планах своего лидера?

После принятого решения пришлось заново собирать команду. Из тех, кто боролся против поправки, и из новых, тех, кто жаждал приключений и готов был идти против закона. Майкл никого не хотел использовать вслепую, поэтому каждый из новых и старых членов экспедиции знал, на что шел. Если с Земли потребуют возвращения их поколения, — они не вернутся, не пожелав этого сами. А когда земляне поймут, что требование не выполнено, то могут запустить программную капсулу по следам экзопланеты, чтобы развернуть «Горизонт». Это нужно предотвратить. После отлета с Земли они потратят пару лет на переконфигурацию шести стартовых двигателей экзопланеты, надеясь, что программа возврата, по сути, будет уничтожена. Для реализации плана требовались специалисты экстра-класса и время.

Вопрос отказа от коммуникаций с Землей и постоянного обмена информацией Майкл даже не рассматривал. Они улетали ради будущего людей, и экспедиция не имела права ни на секунду забывать о родной планете. Тем более на создание искусственного космического тела ушли огромные ресурсы — семь лет федерального бюджета. Интересы Земли «Горизонт» не предаст, но будет служить на своих условиях. Они бунтари, но не воры.

Время работало против Майкла. Новая команда собиралась медленно. Проектная документация реконфигурации двигателей не была разработана. Участников экспедиции вообще стало меньше, гораздо меньше, поэтому не хватало специалистов, и оставались не закрыты некоторые области знаний. Братство запредельщиков в новом составе тренировалось тайно, боясь наблюдения, блокируя каналы и накачиваясь информацией до предела.

Когда два месяца назад экскурсионные программы на «Горизонт» закрыли, и появилось сообщение, что Министерство обороны начинает процедуру консервации, Майкл запаниковал. Он знал, что начнут демонтажа биогенераторов воды и микроорганизмов. А потом отправят искусственную звезду на более насущные надобности. Без биогенераторов во время полета длиною в жизнь не обойтись. Одно время думали, что точности синтезатора для человеческого организма достаточно. Но депрессивный синдром, названный скукой Палмера, смахнул иллюзии. С человеком, живущим только на синтезированной еде и воде, все долго оставалось в порядке, пока он чем-то занимался: работал или развлекался, просто читал, но состояние покоя вызывало жестокие приступы депрессии, суицидальные мысли. Стоило начать потреблять что-нибудь натуральное на фоне цифрового питания — лучше воду, чтобы синдром исчезал. Поэтому без биогенераторов им не улететь.

Как только демонтаж начнут, — бунт Майкла провалится, и придется официально объявить о своем желании улететь и о готовности следовать правилам поправки. Пока не истек его двухлетний губернаторский срок. В попытке хоть что-то узнать и принять решение Майкл Стэнли отправился на пресс-конференцию, организованную Министерством обороны по вопросам развития гиперфлотов Федерации. Там толклось много народу, стояли накрытые для гостей столики. Тогда-то Майкл встретил Алексея Треллина и неожиданно для себя познакомился с Джеки.

— Майкл Стэнли! Давно хотел посмотреть на вас поближе.

Молодой генерал-интендант говорил громко, и все вокруг оборачивались. Голос звенел нескрываемой едкой насмешкой, и Майкл внутренне подобрался и ощетинился.

— Увидели достаточно близко? — спросил он холодно.

Желание противостоять не на пользу, Треллин лучше других знал график демонтажа «Горизонта». Точные даты не освещали в открытых информационных источниках, поскольку они касались объекта высокой ценности.

— Человек, который отказывается от мечты во имя закона и сыновней почтительности, должен иметь невероятную силу воли и быть истинным гражданином.

И подбор слов, и тон выдавали желание поиздеваться. Майкл промолчал, сжав губы, а Алекс хлопнул его по плечу и воскликнул еще громче:

— Рад, что такие люди еще встречаются!

Развернулся к стоящему рядом и широко улыбающемуся белобрысому офицеру и добавил:

— Они редкие, как мамонты, но такие же ценные.

Оба рассмеялись.

Глядя на то, как эти двое удаляются прочь, Майкл ощутил одновременно кольцо ярости, сдавившее горло, и горячие пятна стыда на щеках. Кулаки сжались сами собой.

— Не обращай внимания. Ты не единственный. Мой маленький братик всегда слишком много себе позволяет и слишком много о себе думает. Правда, часто оказывается