– Это я, – отрезал Мерлен, повернувшись к троице. В наступившей тишине он добавил: – Здесь я – правительство.

Он запустил руку в карман брюк и выудил оттуда смятую бумагу, не слишком похожую на разрешение, но, поскольку и сам он не очень походил на представителя министерства, они не знали, что и думать. Его коренастый силуэт, старая мятая одежда, вся в пятнах, огромного размера башмаки – все это производило впечатление. Ситуация выглядела подозрительной, но возражать никто не осмеливался.

Мерлен удовольствовался тем, что пристально уставился на мужчин – Совера, от которого жутко разило сливовицей, и двух его приспешников. У первого лицо, напоминавшее лезвие ножа, было наполовину скрыто непомерно большими усами, пожелтевшими от табака. Он хлопал себя по нагрудным карманам, пытаясь придать себе уверенности. Второй, араб, еще не сменивший форму капрала пехоты, стоял навытяжку, как на параде, словно человек, желающий убедить окружающих в важности своей должности.

– Ццит! – цыкнул Мерлен, засовывая бумагу обратно в карман. Затем он указал на штабель из гробов и добавил: – Представьте себе, у правительства есть вопросы.

Бригадир-араб вытянулся еще сильнее, его усатый товарищ достал сигарету (не всю пачку, а только одну сигарету, как скупердяй, которому осточертели нахлебники). Все в нем выдавало мелочность и скупость.

– Например, – продолжал Мерлен, демонстрируя невесть откуда взявшиеся три удостоверения личности, – правительство интересует, в каких гробах лежат вот эти парни.

В огромных ручищах Мерлена удостоверения выглядели не крупнее почтовых марок. Вопрос поверг всю компанию в серьезное замешательство.

После того как из земли извлекают целую аллею захороненных солдат, с одной стороны оказывается ряд гробов, с другой – стопка удостоверений личности.

Теоретически порядок и тех и других должен совпадать.

Но стоит неправильно зарегистрировать или потерять хотя бы одно удостоверение, весь порядок нарушится, и за каждым гробом окажется закреплено удостоверение, не имеющее никакого отношения к его содержимому.

И если у Мерлена в руках было три удостоверения, не соответствующих ни одному из гробов… то это произошло именно потому, что порядок был нарушен.

Он покачал головой и внимательно оглядел ту часть кладбища, которая уже была разрыта. Двести тридцать семь солдат были эксгумированы и перевезены за восемьдесят километров отсюда.

Поль лежал в гробу Жюля, Фелисьен – в гробу Исидора и так далее.

До двухсот тридцати семи.

И теперь невозможно было узнать, кто есть кто.

– Каким гробам соответствуют эти удостоверения, говорите? – пробормотал Совер Бенишу, оглядываясь вокруг, как будто вдруг перестал понимать, где находится. – Так, посмотрим… – У него забрезжила идея. – А-а, так мы как раз собирались этим заняться! – заверил он, поворачиваясь к своим подручным, которые вдруг словно сжались. – Да, ребята?

Никто не понимал, что он имел в виду, но ни один из них даже не попытался подумать.

– Ха-ха! – вскричал Мерлен. – Вы держите его за идиота?

– Кого это? – спросил Бенишу.

– Правительство!

Тип смахивал на сумасшедшего, и Бенишу подумал, не попросить ли его предъявить разрешение еще раз.

– Итак, где же наши трое ребят, а? И как вы собираетесь назвать тех троих, что останутся у вас на руках по окончании работ?

Тут Бенишу пустился в утомительные объяснения технического характера, а именно что они посчитали «более надежным» выписывать удостоверения после того, как все гробы будут выставлены в ряд, чтобы занести их в реестр, поскольку если выписывать удостоверение…

– Чушь! – оборвал его Мерлен.

Бенишу, сам не веривший в то, что говорит, просто опустил голову. Его помощник похлопал себя по нагрудному карману.

В наступившей тишине перед глазами Мерлена возникло видение: огромное пространство, заполненное воинскими могилами, тут и там семьи приходят почтить их память, родственники держатся за руки, и только он, Мерлен, видит, словно его взгляд проникает сквозь землю, как там, под землей бьются останки умерших, слышит душераздирающие вопли солдат, выкрикивающих свои имена…

Нанесенный ущерб был непоправим, эти солдаты были потеряны навсегда: под крестами с именными табличками покоились анонимные мертвецы.

Единственное, что можно было теперь сделать, – это правильно идентифицировать оставшихся.

Мерлен реорганизовал работу, написал инструкции крупными буквами, и все это с авторитарным видом, жестко распоряжаясь: идите сюда, слушайте меня внимательно. Он грозил судебными преследованиями, штрафами, увольнениями, если работа будет выполнена плохо, в общем, нагонял страх. Он отходил от них, и отчетливо слышалось: «вот идиоты».

Стоило ему повернуться к ним спиной, как все возвращалось на круги своя, все было бесполезно. Но вместо того чтобы привести Мерлена в отчаяние, данное обстоятельство лишь сильнее его разозлило.

– Эй вы, идите-ка сюда! Шевелитесь!

Он обращался к человеку с желтыми от табака усами, пятидесятилетнему мужчине с таким узким лицом, что его глаза казались расположенными прямо над щеками, с каждой стороны, как у рыбы. Застыв в метре от Мерлена, он было снова принялся хлопать себя по карманам, но остановился и выудил очередную сигарету.

Мерлен, приготовившийся говорить, вдруг замолчал. Он был похож на человека, у которого слово вертится на языке, но он никак не может его вспомнить, и это ужасно раздражает.

Усатый бригадир открыл рот, но не успел издать ни звука. Мерлен отвесил ему громкую оплеуху. Шлепок по плоской щеке прозвучал громко, как колокол. Мужчина отступил на шаг. Все взгляды были направлены на него. Бенишу, выходивший из барака, где он держал тонизирующее средство – бутылочку виноградной водки, – заорал во все горло, но рабочие стройки уже пришли в движение. Усатый схватился за щеку, совершенно ошарашенный. Мерлена тут же окружила целая орава, и, если бы не его возраст, впечатляющее телосложение, превосходство, с которым он держался с самого начала проверки, громадные ручищи и чудовищные башмаки, ему следовало бы опасаться за свою судьбу. Но вместо этого уверенным жестом он отодвинул их в сторону, шагнул к своей жертве, порылся в нагрудном кармане с возгласом «Ха-ха!» и вытащил оттуда что-то зажатое в кулак. Другой рукой он схватил усатого за шею, явно намереваясь его задушить.

– Э-эй! – вскричал подоспевший на выручку Бенишу, сам нетвердо стоявший на ногах.

Продолжая сжимать горло жертвы, лицо которой уже начало синеть, Мерлен вытянул кулак в сторону начальника стройки и разжал пальцы.

На ладони оказалась золотая цепочка с маленькой пластинкой с номером, лежавшая лицевой стороной вниз. Мерлен выпустил наконец усатого, который принялся надрывно кашлять, чуть не выворачиваясь наизнанку, и повернулся к Бенишу.