— Тогда сдай им меня. Мне-то к тюрьме не привыкать.

Я посмотрел на кривой шрам на его щеке. Кто-то в заключении трясущейся рукой раскроил ему рот шире — страшно и представить. Нет, за меня он не должен расплачиваться. Свое он уже откуковал.

— Я в это ввязался, пап. И если меня ждет поражение — я его приму. Скажи, зачем ты убил Перри? Ты работал на Дэвиса?

— Нет. До этой недели мы ни разу с ним и не встречались.

— Тогда почему?

— Я этого не хотел, — пожал плечами отец. — Помнишь Перри? Ты с ним, кажется, встречался, когда был маленький.

— Очень смутно. — Во мне шевельнулось неясное воспоминание, как однажды мы вроде ездили с ним на пикник. — Толстый такой? С жиденькими волосенками?

— Во-во. Он был такой рубаха-парень, постоянно шутил и веселился. Не знаю, где твоя мама с ним познакомилась — может, возле здания суда, — но он был важным человеком в политике. Когда я вышел после первой отсидки, она решила, что было бы неплохо с ним подружиться. Перри предложил ей место секретаря, и она согласилась… Она никогда мне об этом не говорила, — продолжал отец, — но, подозреваю, он был к ней неравнодушен. И, как часто бывает с этими высокоуважаемыми господами, его доброта обернулась обманом. Он держал ее моим условным освобождением, а сам втерся к ней в доверие, чтобы попытаться ее… — Он ковырнул носком ботинка песок на площадке. — Ну, понимаешь…

Конечно, я понял.

— Я ничего об этом не знал. Может, просто был невнимательным. Однажды вечером она позвонила домой. Они с Перри возвращались с какой-то встречи. Он сказал, что ему надо еще подписать какие-то бумаги и для этого заехать к кому-то в Пэлисейд. В общем, он заманил ее туда и, похоже, начал к ней нахально приставать. Карен его как-то отвлекла и позвонила мне. Она не хотела вызывать копов, что вполне понятно. Я приехал туда на редкость злой. Перри был пьян и вел себя совершенно непристойно. Он полез на меня, и я его оттолкнул. Он споткнулся, зацепился ногой о ступеньку и упал, грянувшись виском об угол камина. Было море крови — просто хлестало. Я отправил маму домой, к тебе, а сам занялся этим Перри… Тело его я вывез на юго-восток Вашингтона и обставил все так, будто на него напали хулиганы. Так в конечном счете и решили в полиции. К тому же труп обнаружили только через несколько дней. Я же тогда вернулся в его дом, прихватив отбеливатель и перекись водорода. Это была адская работа! Я несколько часов отдраивал залитый кровью пол. А когда я все отчистил, выбросил на свалку мусор и огляделся напоследок, все ли в порядке, завыли сирены. Должно быть, кто-то все же вызвал копов. Наверно, соседям не понравилось, что я всю ночь разъезжал туда-сюда на своей развалюхе. В общем, я влип. Тогда я быстро сорвал замок и прикинулся, будто это плохо спланированное ограбление. Остальное, думаю, ты знаешь.

Почти все это он произнес спокойным голосом, то и дело озираясь по сторонам, оглядывая подступавшие к бейсбольной площадке деревья. Потом повернулся ко мне:

— Я не хочу, чтобы ты считал меня убийцей, Майк.

Профессиональный жулик, он зарабатывал на жизнь, заставляя других людей ему верить, — и я поверил в его рассказ, в то, что он защищал маму, что он не был хладнокровным убийцей. И все ж таки что-то из его истории выпало, что-то не состыковывалось.

Я промолчал. А что тут скажешь, когда обнаруживается, что отдельные факты твоей жизни вдруг оказались фальшивыми; что ты ненавидел своего отца и целых шестнадцать лет этим его мучил, потому что не знал, как все было на самом деле, а то, как тебе это излагали, было в точности до наоборот? Он никого не выгораживал и не прикрывал. И дело было вовсе не в пресловутой воровской чести. Он молчал, чтобы защитить мою мать и меня, чтобы спасти себя от смертного приговора за убийство влиятельного человека.

Мне не надо было спрашивать отца, почему он мне об этом не рассказывал. Он осуждал себя за ту ночь и не хотел меня в это втягивать. Что бы он мне сказал? «Я был облажавшийся придурок, и когда твоя мама пыталась меня из этой ямы вытащить, мои судебные мытарства — прошлые преступления, условное освобождение — сделали ее уязвимой для подонков вроде Перри». И для подонков вроде меня? Ведь когда я работал на Генри, то был, в сущности, таким же хитрым вымогателем, как и Перри. Да что уж тут говорить!

Но это было и не важно, разговаривать оказалось уже некогда: по парку зашарили лучи фонариков. Не знаю, как они сумели нас найти. Вдалеке послышалось, как захлопнулись дверцы машины и лязгнули цепочки. У них собаки! Охотники были отсюда в нескольких сотнях метров, примерно там, где я припарковал «сивик». Людей было много, и они совсем не походили на полицейских. Зажегся прожектор, но мы с отцом были уже за деревьями. Даже на бегу я смог различить их лица — среди них был и Маркус.

Мы с отцом бежали до тех пор, пока хватало ног и дыхалки. Спотыкаясь и поддерживая друг друга, мы почти вслепую пробирались между деревьями. С полмили отец вел меня, разбрызгивая воду, по ледяному ручью, затем свернул под прямым углом. Я надеялся, что мы от них оторвались, — все же у нас было изрядное преимущество.

Но тут я различил позади шорох ветвей, потом частое дыхание и, наконец, лязганье цепочек. Звуки стремительно приближались. Я понял, что это псы, хотя и не слышал никакого рычания. Наконец собачья свора материализовалась из темноты. Дюжина блестящих глаз окружила нас среди влажной листвы, заклацали острые клыки — и все это в странном молчании. У них, похоже, были вырезаны голосовые связки.

Должно быть, всегда услужливый сэр Ларри Кларк одолжил Дэвису своих собачек.

Мне довелось однажды видеть, как им приказали убить жертву. Это было еще в тот уик-энд, когда мы впервые встретились с Ларри. Псы тогда загнали возле дома кролика, и Кларк отдал команду. Тут же вместо собак перед нами оказалась лишь неясная груда мускулов с оскаленными белыми зубами. Когда они закончили и разбрелись с окровавленными мордами, у кролика был вид как после блендера.

Собаки окружили нас, и воцарилось зыбкое зловещее спокойствие: стоит одному кинуться — сорвутся и остальные. При мне был «хулиган», и минуту-другую я смог бы отбиваться от псов, но тогда нас бы мигом обнаружили. Готовый драться, я крепко держал инструмент в руках острием наружу.

Один из доберманов кинулся на меня.

— Фу! — раздался за моей спиной голос; собаки послушно отступили.

Я обернулся. Надо мной на поваленном дереве стояла Энни. Видимо, ее тоже включили в поисковый отряд.

— А это еще кто, черт возьми? — спросил отец.

— Моя подружка.

— Хорошенькая.

— Спасибо.

— Как у тебя, кстати, с этим?

— Да уж явно не очень.

Я еще мог перенести, что Энни меня продала и украла мою работу, но чтобы моя бывшая девчонка меня конвоировала, а потом наслаждалась тем, как меня будут убивать… Да, дорогая, ты победила! Твоя взяла. В том смысле, что всему теперь полный трендец.

Энни вошла в кольцо свирепых псов, приблизилась ко мне. В принципе, я вполне мог бы огреть ее «хулиганом»… Но она была такая очаровательная — рука не поднималась отправлять ее в нокаут.