– Какое бы коварство ни окружало нас?

– Хотя бы сам сатана явился собственной персоной. А нам придется иметь дело только с его подручными, вроде Али-паши и французских комендантов, – без улыбки произнес адмирал. – Я был некогда в этих морях и интересовался Корфу. Корфу – сильнейшая крепость на Средиземном море и на островах. Но прежде чем идти к ней, мы должны очистить от французов прочие острова. Каждый из них имеет свою крепость, а то и две, как Цериго: крепость Сан-Николо и крепость Капсали. Они невелики, но весьма неприступны. А Капсали стоит столь высоко, что ядра с кораблей не могут достигать ее. К сожалению, мы не знаем точно, как умножили французы крепостную артиллерию и число гарнизона. Жители Хиоса и Идры так напуганы могуществом и успехами французов, что один солдат множится в глазах их в целую роту. Турки, как всегда, ровно ничего не знают. А мои сведения устарели.

Яркий солнечный свет вдруг загорелся на шторах, на сукне стола, на кипе бумаг. Заскрипел руль, за кормой усилилось сварливое шипенье пены. Корабль, меняя курс, чуть накренился.

– Тут рифы, – сказал Ушаков, вставая.

В эту минуту с палубы донеслись громкие голоса:

– Лодка! Лодка! Лодка с Цериго!

Адмирал и Балашов поспешили на палубу.

Везде – на юте, на шкафуте – толпились матросы. Все хотели видеть греков. И хотя никто не знал, с какой вестью те прибыли, все почему-то были уверены, что весть эта радостная.

– Люди с Цериго, – доложил адмиралу Сарандинаки. Лицо капитана сияло и как будто говорило: «Вы еще не знаете, какой славный народ греки. Вот сейчас вы убедитесь в этом».

У борта флагманского корабля покачивалась лодка под парусом. В ней сидели четыре человека. У троих из них головы были обмотаны шарфами, четвертый носил красный шлык.

Как только последовало разрешение, рыжеусый человек в красном шлыке поднялся на палубу. Мускулистый торс его был перехвачен полосатым поясом, за которым торчал большой кинжал в медных ножнах. Глаза отражали энергию, суровость и одновременно лукавство.

Человек в шлыке низко поклонился адмиралу, прижимая к груди медно-красные руки со вздувшимися венами, и что-то быстро произнес по-гречески.

– Он говорит, что слава ваша, Федор Федорович, живет здесь уже многие годы, – перевел Сарандинаки. Верхняя рассеченная губа капитана вздрагивала. – Он говорит, что жители Цериго привыкли любить Россию.

– Кто он? – осведомился адмирал.

– Лоцман Кеко, – сказал Сарандинаки, но сейчас же добавил: – Таково, он утверждает, его имя.

– Тот самый, о котором вы говорили еще на Хиосе? – спросил адмирал.

Капитан Сарандинаки был офицером осторожным. Он сначала спросил лоцмана о его родине, о его близких и друзьях. Когда оказалось, что сведения совпадают с воспоминаниями самого капитана, Сарандинаки сказал:

– Ты узнаешь меня, Кеко?

Лоцман остановил на его лице свои быстрые глаза. Потом взгляд его скользнул по расплывшейся фигуре капитана. Он улыбнулся и ответил:

– Я помню, как рассек тебе губу.

– Да, да! – сказал капитан так радостно, словно это было самое приятное воспоминание в его жизни.

Кеко снова поклонился адмиралу.

– Французы, – произнес он торжественно, – покинули все населенные пункты острова и засели в крепостях Сан-Николо и Капсали.

Сарандинаки громко повторил это по-русски, и все, кто был на палубе, закричали «ура». Всем казалось, что бегство неприятеля под защиту укреплений и появление посланцев населения Цериго знаменуют несомненный успех. Крепко пожимая руку лоцмана, адмирал проговорил:

– Я радуюсь добрым чувствам жителей Цериго и надеюсь оправдать те ожидания, кои они возлагают на союзную эскадру.

Он пригласил Кеко, Балашова и Сарандинаки в каюту и там, когда посланцу с Цериго подали кофе, приступил к «экзаменации». Прежде всего он поинтересовался, от кого прислан Кеко.

Лоцман сообщил, что прибыл навстречу русскому флоту по поручению почетнейших граждан острова Цериго.

Ушаков тотчас отметил про себя, что почетные граждане не только не явились сами, но предпочли выразить свои чувства устно, ибо под письмом следовало подписаться. Это, конечно, свидетельствовало не о том, что на Цериго жили одни трусы. Такую осторожность надо было объяснить иначе: от союзной эскадры ждали успехов, но не исключали и неудачи.

– А кто доставил вас? – неожиданно задал вопрос адмирал.

В глазах лоцмана появилась улыбка понимания.

– Меня доставили сюда рыбаки, ваше превосходительство. Они уже третий день выходят в море, чтобы первыми увидеть эскадру. Рыбаки меня известили, рыбаки и доставили.

– Смелые люди, – заметил адмирал, улыбаясь.

Капитан Сарандинаки не хотел обижать почетных граждан Цериго и вместо слова «смелые» перевел «добрые», что вполне было достаточно для простых рыбаков, чтобы они не очень о себе возомнили.

Ушаков придвинул карту Цериго. Он хотел проверить сведения о крепостях Сан-Николо и Капсали. Какова численность гарнизона, сколько орудий? Где удобнее и лучше высадить десант?

Кеко отвечал быстро и точно. Было ясно, что он в курсе дела и привез не только приветствия. Держался он со спокойным достоинством человека, много видавшего на своем веку.

Выяснив все, что считал нужным, адмирал перешел к советам, которые просил передать жителям Цериго, желающим помочь союзной эскадре. Он объяснил, как надо создавать добровольные отряды, и высказал пожелание, чтобы они действовали вместе с десантом.

Когда все вопросы были решены, адмирал распорядился снабдить Кеко прокламациями с призывом к жителям островов принять участие в освобождении их родины. Прощаясь, он сказал лоцману:

– Благодарю вас за вашу помощь. Я бы желал встретить и далее людей столь полезных.

– Я ваш до конца, ваше превосходительство, – просто ответил Кеко.

Парус лодки, надулся, как пузырь. Сидя у мачты, лоцман махал красным шлыком.

Моряки молчали, глядя на быстро удалявшийся парус. Даль будущего перед ними была так же блестяща и так же неясна, как солнечное сияние, в котором вскоре исчез без следа парус лодки лоцмана Кеко.

Крепость Капсали стояла на вершине высокой горы, состоявшей из красных утесов. Утесы были набросаны в таком беспорядке, что всюду, куда хватал глаз, виднелись лишь острые зубья и глубокие тесные расселины. Голые скалы и каменные стены крепости, редкие сухие пучки травы, колебавшиеся на ветру, вызывали какую-то сонную скуку.

– Как только тут люди живут? – невольно воскликнул канонир Ивашка, когда десантная шлюпка подошла к берегу.

– Эй, принимай! Живо у меня! – закричал капрал, Канониры и матросы выпрыгивали прямо в воду, торопясь выгрузить орудия.