Это немного выбивает меня из колеи, но я стою на своем. Скрещиваю руки на груди:

– А ты ждешь, что я буду стоять и смотреть, как тебя убивают?

Она едва заметно вздрагивает:

– Я им нужна. Они ничего мне не сделают…

– Сейчас – да, ты нужна им, – жестко прерываю я ее, – но это не значит, что они не избавятся от тебя, как только ты выполнишь свою задачу. Пожалуйста, не будь столь наивна, Блум!

Она фыркает:

– Почему у тебя всегда автоматически выходит, что они собираются убить меня, Кево?

– С повстанцами в подвале у них с этим проблем не было.

– Это были посторонние люди, – подчеркнуто медленно произносит она. – Меня, может быть, спасет то, что я дочь Джозефа. Как только я выполню ритуал, я больше не буду представлять для них угрозы. Они победят. И могут просто отпустить меня.

С досадой провожу рукой по волосам.

– Это все только предположения, Блум!

Она поднимает голову, и во взгляде девушки появляется решимость, которая меня немного пугает.

– Я готова на этот риск.

– Но я не готов! – в отчаянии восклицаю я. Ни за что на свете не позволю Блум сделать это. Подвергать себя опасности ради плана, в котором больше дыр, чем в швейцарском сыре, – об этом просто не может быть речи.

Мы стоим лицом друг к другу, и ни один из нас не хочет ни на миллиметр сдвинуться со своей позиции. Я понимаю, что Блум не беззащитна – напротив, она, возможно, более могущественна, чем я и все остальные в этой комнате. Но миллионы мелочей могут пойти не так, и тогда даже силы не помогут Блум. Я должен защищать ее больше, чем что-либо или кого-либо другого в этом мире.

– Это начинает превращаться в плохую подростковую драму, – говорит Кеннет, сердясь и забавляясь одновременно. – Серьезно, ребята, вы слегка упускаете суть нашего разговора.

– И в чем же она состоит?

– В том, что на разработку плана у нас уже нет даже четырех часов. И, наверное, не стоит тратить это время на игры за власть в отношениях.

– Кеннет снова прав. – Голос Кэт звучит почти удивленно. – Нам нужно сосредоточиться.

Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Хотя это и близко не помогает. Мой взгляд прикован к решительному лицу Блум. Я не смогу заставить ее играть по моим правилам. А если стану ей мешать, то добьюсь лишь того, что она будет действовать за моей спиной.

– Хорошо, мы пойдем на сделку, – наконец с неохотой уступаю я. Блум удивленно поднимает брови, но ничего не говорит. Поэтому я продолжаю: – Но на наших условиях. Если это ловушка, я хочу максимально усложнить им задачу.

Одного за другим оглядываю нашу компанию. Кэт выпрямляется и сильнее стискивает колени руками.

– Что ты имеешь в виду?

Я сжимаю челюсти:

– Подсунем им троянского коня.

История, которую нужно рассказать

Блум

План Кево довольно прост: мы договариваемся встретиться с Джозефом в выбранном нами месте. Кево будет сопровождать меня, мы используем его способности, чтобы мысленно разговаривать с Кэт. Она и все остальные спрячутся снаружи, чтобы в случае необходимости прийти нам на помощь. Мы обменяем заложников на меня, подождем, пока повстанцы захотят со мной разделаться, затем освободим меня. План довольно сомнительный, но пока что я согласна придерживаться его, потому что это лучшее, что у нас есть на данный момент. Кроме того, эта уступка – большее, чем я ожидала от Кево. Будь моя воля, я бы отправилась на встречу одна, чтобы не подвергать никого опасности. Чтобы не подвергать опасности Кево. Если с ним что-то случится, потому что он пытался защитить меня… Даже мысль об этом невыносима.

После того как мы отправляем сообщение со временем передачи на номер, указанный в записке, я поднимаюсь наверх прилечь. Сделка должна состояться завтра в полдень, в старом здании, где Кеннет раньше возился с автомобилями и который сейчас пустует. Мы не говорим пока Джозефу точное место встречи, чтобы не потерять свое преимущество. Повстанцы узнают об этом только в том случае, если мы исключим возможность того, что они доберутся туда раньше нас и устроят нам еще одну ловушку. Мысль о том, что менее чем через двадцать четыре часа я предстану перед Джозефом, заставляет меня нервничать и, наверное… не знаю, может, злиться. Тот факт, что этот человек – мой отец, до сих пор никак не хочет укладываться в моей голове.

Устало я падаю на кровать, переворачиваюсь на живот и зарываюсь лицом в подушки.

Этот человек – мой отец. Из-за событий на Калинойе, смерти мамы и всего, что произошло потом, мне удавалось абстрагироваться от этого факта, не думать об этом. Но теперь осознание обрушивается на меня штормовой волной. Я вспоминаю истории, которые мама рассказывала мне об отце: что у них была бурная любовь, что они влюбились друг в друга по уши, не думая о последствиях. И что мой отец сбежал, когда узнал, что моя мама ждет его ребенка. Отчего-то мне всегда казалось, что мама понимала его… почему-то. Конечно, она злилась на него, и, возможно, была расстроена, но я думаю, что мама понимала, почему он так поступил. Он был из другого мира и не представлял, во что ввязывается. По крайней мере, в ее версии истории, потому что, согласно ей, мой папа был самым обычным человеком, не имеющим никакого отношения к сезонным Домам. Я могу себе представить, как она думала, Джозеф, должно быть, был не в своей тарелке – моя мать была прямым потомком Зимнего Мастера, его дочерью. В нашем мире это равносильно принцессе, возможно, даже наследнице престола. Они были молоды, не женаты. Это был не просто скандал, это был билет в совершенно другой мир.

Вздохнув, я переворачиваюсь на бок и смотрю в окно. Небо абсолютно черное, а стекла по краям заледенели. Интересно, почему мама лгала мне о том, кем Джозеф был на самом деле? Он – представитель Осени, этот мужчина был частью ее мира. Отношения между сезонными Домами не одобряются, но она должна была мне сказать. У меня было право знать, кто мой отец. Я еще не знаю всех фактов, и история с Джозефом и моей мамой до сих пор вызывает у меня большие сомнения. Но из всего, что я узнала от Мэрты и что мне удалось выяснить за это время, выходит, что мама знала, что Джозеф был из Осеннего