еле слышно шептал чепуху о крепком чае с капелькой согревающего, о новом дне, что непременно наступит, и о тех, кто сейчас находится в месте лучшем, чем этот жестокий мир. Филипп на них обоих старался не смотреть.

Остальные ждали, когда ситуация так или иначе разрешится – Элис, не успевшая снять нарядную выходную шляпку, всхлипывала, миссис Сиверли неловко её утешала, бросая на констеблей негодующие взгляды, танцоры неразборчиво шептались в углу, за торшером, бурно жестикулируя, отчего на стене развязно плясала и дёргалась угловатая тень, и только Рафаил Смит и Мамаша Бенни сохраняли подобие спокойствия. По неизвестной причине хладнокровие старожилов труппы действовало на Оливию ещё хуже, чем истерика остальных.

По ступенькам прогрохотали торопливые шаги инспектора и сержанта.

– Мы осмотрим кухню, затем столовую. После этого все смогут подняться к себе, а мы займёмся гостиной, – отрывисто сообщил Тревишем, и неясно было, обращается он к констеблям или же к свидетелям.

Сразу после его слов в кухне захлопали дверцы шкафчиков, что-то звякнуло, разбившись, затем ещё, на этот раз громче (миссис Сиверли страдальчески прикрыла глаза, и её ноздри раздулись от возмущения), послышались приглушённые голоса, один из которых гнусаво оправдывался, а другой довольно внятно произнёс: «…же можно! Пишите рапорт, Гатри, я не намерен больше…»

– Филипп, как ты думаешь, когда это могло случиться? – тихо обратилась Оливия к брату, который сидел в соседнем кресле, скрестив руки и низко опустив голову.

– А? Что?.. – он выпрямился, отвлекаясь от каких-то своих невесёлых мыслей, и один из констеблей многозначительно откашлялся.

Инспектор и сержант перешли в столовую и принялись там отодвигать стулья и скрипеть дверцами буфета.

– Я говорю, когда, по-твоему, это могло произойти? – Оливия понизила голос до шёпота, чтобы не привлекать внимание полицейских. – Я разговаривала с Лавинией чуть более часа назад. Значит, всё случилось сразу после моего ухода? И кто её обнаружил?

Филипп едва незаметным кивком указал на Элис, которая, тщедушным телом навалившись на хозяйку, так и сидела в своей нелепой шляпке, украшенной огромной розой из грубого фетра. Краешки розы царапали щеку миссис Сиверли, но та продолжала успокаивать горничную, похлопывая её по плечу, и замечаний ей больше не делала.

– Элис то ли повздорила с подругой, то ли киносеанс отменили, но она вернулась в пансион раньше, чем намеревалась.

– И сразу пошла в ванную? – недоверчиво поинтересовалась Оливия. – Получается, дверь была не заперта?

– Я не знаю подробностей, но думаю…

Филиппа прервал испуганный резкий вскрик. Прижимая руку ко рту, Эффи вскочила на ноги. Другой рукой она указывала на что-то за спинами констеблей, которые, хоть и пытались скрыть от свидетелей происходившее в столовой, всё же не могли перекрыть широкий обзор всем сидевшим в гостиной.

– Это ведь… О господи, они нашли нож! – звонкий голосок Эффи заметался по комнате, и теперь уже все повскакивали со своих мест и сгрудились у ступенек, ведущих в столовую, и даже констебли никак не сумели этому помешать.

Глава шестнадцатая, в которой инспектор Тревишем проникается стойкой неприязнью к актёрам, фокусникам и гадалкам

Со своего места Оливия хорошо видела находку инспектора – кухонный нож с узким тёмным лезвием, завёрнутый в яркую, смутно знакомую тряпицу. Однако долго рассматривать его не пришлось – орудие преступления быстро убрали от посторонних глаз, а всех жильцов пансиона, не исключая хозяйки и горничной, полицейские препроводили в их комнаты и убедительно попросили оставаться там в ожидании дальнейших распоряжений.

Ни слезы Мардж, которой невмоготу было находиться после всего произошедшего одной, ни просьбы Эффи позволить ей приглядеть за мисс Кингсли, не сумели разжалобить инспектора. Даже пламенная речь Гумберта Проппа, который, превозмогая свои всегдашние робость и косноязычие, вышел вперёд и потребовал, чтобы ему позволили приготовить для мисс Прайс чашку горячего сладкого чая, не возымела никакого эффекта. Всех без исключения артистов проводили в их комнаты, и на каждом этаже у лестницы застыла фигура констебля.

После недолгих размышлений Тревишем решил допрашивать свидетелей в столовой. Камин, в котором обнаружили окровавленный нож, должен был стать дополнительным методом воздействия на убийцу. В том, что преступник находится среди жильцов пансиона, инспектор не сомневался ни секунды.

Кроме того, в столовой было весьма прохладно, а, как успел заметить Тревишем, не все из постояльцев личным примером поддерживали антиалкогольную кампанию, проводимую Национальной ассоциацией трезвости. В гостиной, где было довольно душно и в камине ещё тлели угли, от них могло и вовсе не быть никакого толка.

Гатри инспектор отсадил на дальний край стола, ближе к кухне, а сам сел так, чтобы сержант не попадал в его поле зрения. Тот обиженно ссутулился над блокнотом, но, слава богу, помалкивал и только время от времени, будто крупный пёс, которого не взяли на прогулку, издавал шумные обиженные вздохи.

Вызвали Рафаила Смита. Тревишем, будучи опытным полицейским, с первых минут пребывания в пансионе отметил для себя высокую фигуру иллюзиониста, который явно не стремился выделяться и старался быть как можно более незаметным. Это инспектору не понравилось.

– Входите, мистер Смит, прошу. Присаживайтесь, – холодно и деловито пригласил его Тревишем.

Напротив окна, за которым в черноте ночи всё ещё мелькало мутное снежное крошево, стоял единственный стул, шаткий даже на вид. Рафаил с опаской опустился на него и поёжился – в спину ощутимо дуло из щелей в рассохшейся раме.

– Будьте добры, для протокола, – и Тревишем махнул рукой в сторону сержанта, – ваше полное имя и год и место рождения.

– Рафаил Адам Смит, родился в 1885 году в Болтоне, Ланкашир.

– Хм… Выступаете под своим настоящим именем? – вполне естественно, как если бы впервые об этом узнал, удивился инспектор. – Насколько мне известно, это редкость в вашем ремесле, мистер Смит.

– Так уж вышло, инспектор, – Рафаил пожал плечами и честно и открыто взглянул на полицейского, как человек, которому нечего скрывать. Он даже подтянул рукава свитера, обнажив запястья, и принял расслабленную позу, сложив руки на коленях так, словно демонстрировал, что его ладони пусты – схожим образом он действовал и на сцене, стремясь расположить к себе публику.

– Мистер Смит, где вы находились в момент нападения на мисс Бекхайм?

– Мне неизвестно, инспектор, когда именно с мисс Бекхайм произошло несчастье, – Рафаил ответил просто, без намёка на то, что разгадал безыскусную ловушку полицейского, сооружённую наспех и без всякого изящества. – Могу лишь предположить, что это случилось после того, как я покинул пансион и отправился на Гроув-Лейн.

– Почему вы так поступили? Разве у вас была необходимость в столь поздний час отправиться в театр? Может, вам назначили там встречу? – понизив голос до