— Смелый Зуб…

— Смелый Зуб! Этот сукин сын ещё жив?

— Иногда возникали сомнения… — пробормотала Улыбка.

— Пока он не выходил из себя, — добавил Корик. — Спроси об этом капрала Битума. Однажды Смелый Зуб два колокола колотил по нему булавой. Всё не мог пробиться через его щит.

Смычок впился взглядом в капрала:

— И где ты этому научился?

Тот пожал плечами:

— Не знаю. Не люблю, когда меня бьют.

— А в ответ ты бьёшь когда-нибудь?

Битум нахмурился:

— Конечно. Когда противник умается.

Смычок долго молчал. Смелый Зуб… Он был ошеломлён. Этот сукин сын был седым уже тогда… когда весь этот обычай давать новые имена только зародился. Именно Смелый Зуб всё это и начал. Он дал имена большинству «Мостожогов». Скворцу, Тротцу, Молотку, Валу, Дымке, Хватке, Пальчику. Сам Скрипач умудрился не получить прозвища за всё время начальной муштры. Это Скворец дал ему имя, в том первом походе через Рараку. Смычок покачал головой и покосился на Битума:

— С таким талантом тебе следует быть в тяжёлой пехоте, капрал. Морпехам положено быть быстрыми и ловкими, до последнего избегать рукопашной. А если выбора нет — делать своё дело быстро.

— Я хорошо стреляю из арбалета, — пожал плечами Битум.

— И быстро перезаряжает, — добавил Корик. — Из-за этого Зуб и решил сделать его морпехом.

— А кто дал имя Смелому Зубу, сержант? — спросила Улыбка.

Я дал, после того как этот ублюдок в ночной драке оставил один из своих зубов в моём плече. Позже мы все отрицали эту стычку. Боги, как давно это было, а теперь…

— Понятия не имею, — сказал он и переключился на человека по имени Флакон: — Где твой меч, солдат?

— Я им не пользуюсь.

— Чем же ты тогда пользуешься?

Парень пожал плечами:

— Чем придётся.

— Хотел бы я узнать, как тебе удалось пройти начальную муштру, не держа в руках оружия… Нет, не сейчас. Не завтра и даже не на следующей неделе. Сейчас просто скажи, где я могу тебя использовать.

— Разведка. Тихая работа.

— Подкрадываться к кому-то сзади, да? И что ты будешь делать? Хлопнешь его по плечу? Ладно, забудь.

По мне, от этого парня несёт магией, только он не хочет этого показывать. Отлично, пусть, рано или поздно мы тебя раскусим.

— Я делаю то же самое, — сказала Улыбка. Она положила указательный палец на рукоять одного из двух узких ножей, висевших на поясе. — Но в конце пускаю в дело их.

— Выходит, во всём подразделении у меня только двое могут драться в рукопашной?

— Ты сказал, придёт ещё один, — заметил Корик.

— Мы все умеем обращаться с арбалетами, — добавила Улыбка. — За исключением Флакона.

Они услышали голоса на улице. Потом в дверях реквизированной конюшни появились шесть фигур, нагруженных снаряжением. Глубокий голос произнёс:

— Выгребную яму надо копать снаружи, Худова плешь! Эти ублюдки вас хоть чему-нибудь учили?

— Поклон лейтенанту Раналу, — сказал Смычок.

Говоривший солдат шёл впереди новоприбывшего взвода.

— Ясно. Встречал его.

Ага, и этим всё сказано.

— Я — сержант Смычок. Мы — Четвертый.

— Гляди-ка, — сказал второй солдат, ухмыляясь в густую рыжую бороду, — кто-то, похоже, умеет считать. Эти морпехи полны сюрпризов.

— Пятый, — сказал первый солдат. Сначала Смычок предположил, что он фаларец, но потом усомнился из-за странного, золотистого оттенка его кожи. Затем отметил такой же «загар» у рыжебородого солдата и у третьего — юноши.

— Я — Геслер, — добавил первый солдат. — Временный сержант этого почитай что бесполезного взвода.

Рыжебородый солдат сбросил вещмешок на пол.

— Мы из береговой охраны: я, Геслер и Истин. Я — Ураган. Но Колтейн сделал из нас морпехов…

— Не Колтейн, — поправил Геслер, — а капитан Сон, да хранит Королева его бедную душу.

Смычок продолжал пристально смотреть на обоих.

Ураган нахмурился:

— У тебя к нам вопросы? — спросил он жёстко. Его лицо помрачнело.

— Адъютант Ураган, — пробормотал Смычок. — Капитан Геслер. Худовы трескучие кости…

— Ничего подобного. Уже нет, — отрезал Геслер. — Говорю же, сейчас я сержант, а Ураган — мой капрал. И остальные… Истин, Тавос Понд, Песок и Пэлла. Истин был с нами с Хиссара, а Пэлла был охранником на отатараловых рудниках. Как я понимаю, немногие пережили тамошнее восстание.

— Смычок, так ведь? — Ураган подозрительно сощурил маленькие глазки. — Эй, Геслер, думаешь, нам стоит так сделать? Сменить имена, я имею в виду. Этот Смычок, он из старой гвардии. Я уверен в этом так же, как в том, что мой дорогой отец считает меня демоном.

— Пусть этот сукин сын зовётся как хочет, — пробормотал Геслер. — Ладно, взвод, найдите место, где можно кинуть вещи. Шестой может появиться в любое время, и лейтенант тоже. Говорят, через день или два нам устроят смотр под змеиным взглядом адъюнкта.

Заговорил солдат, которого Геслер назвал Тавосом Пондом. Это был высокий усатый мужчина с тёмной кожей — скорее всего, корелриец:

— Значит, нам нужно надраить снаряжение, сержант?

— Драй себе что хочешь, — ответил Геслер безо всякого интереса, — только не прилюдно. Что до адъюнкта, так если она не сможет справиться с несколькими поношенными солдатами, долго не протянет. Там, снаружи, пыльный мир, и чем скорей мы в него впишемся, тем лучше.

Смычок вздохнул. Он вдруг почувствовал себя увереннее. Повернулся к своим солдатам и сказал:

— Хватит рассиживаться на соломе. Начинайте разбрасывать её, чтоб впитала конскую мочу. — Он снова взглянул на Геслера: — На пару слов?

Тот кивнул:

— Пойдём наружу.

Вскоре оба уже стояли на мощёном дворе поместья. Когда-то здесь проживал местный зажиточный купец. Теперь же тут стоял временный бивак взводов Ранала. Сам лейтенант занял весь дом. Смычку оставалось удивляться, что этот человек делает с таким количеством пустых комнат.

Они помолчали. Потом Смычок усмехнулся:

— Представляю, как отвиснет челюсть у Скворца в тот день, когда я скажу ему, что ты и я были сержантами в свежеиспечённом Восьмом легионе.

Геслер нахмурился;

— Скворец. Его разжаловали в сержанты раньше меня, сукина сына. Но заметь, потом я стал капралом. Так что всё-таки я его обошёл.

— Но теперь-то ты снова сержант, а Скворец — вне закона. Попробуй-ка обойди его теперь…