Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В результате поражения под Варшавой части Красной армии Западного фронта понесли тяжелые потери. По некоторым оценкам, в ходе Варшавского сражения погибли 25 тысяч красноармейцев, 60 тысяч попали в польский плен, 45 тысяч были интернированы немцами. Несколько тысяч человек пропали без вести. Фронт потерял также большое количество артиллерии и техники. Польские потери оцениваются в 15 тысяч убитых и пропавших без вести и 22 тысячи раненых.
«Мы ждали от польских рабочих и крестьян восстаний и революции, а получили шовинизм и тупую ненависть к „русским“», – писал позднее К. Е. Ворошилов – комиссар Конармии. Впоследствии академик И. П. Трайнин объяснял это тем, что «под влиянием ППС (польской социалистической партии) значительная часть пролетариата сбивалась на националистические позиции. К моменту образования бывшего польского государства польский пролетариат был распылен, разбросан. Около полумиллиона рабочих из Польши были насильно переброшены в Германию и Австрию».
После отступления из Польши Тухачевский закрепился на линии рек Неман – Щара – Свислочь, используя при этом в качестве второго рубежа обороны оставшиеся с Первой мировой войны германские укрепления. Западный фронт получил большие подкрепления из тыловых районов, также в его состав возвратились 30 тысяч человек из числа интернированных в Восточной Пруссии. Постепенно Тухачевский смог почти полностью восстановить боевой состав фронта: на 1 сентября он располагал 73 тысячами бойцов и 220 орудиями. По приказу Каменева Тухачевский готовил новое наступление.
* * *
22 августа в штабе генерала Витковского адъютант докладывал о дислокации войск и зачитывал данные о наличии и распределении боевых машин исправных, пригодных к эксплуатации и задействованных для участия в наступлении на Каховском плацдарме. На основании данных доклада было видно, что под рукой командующего 2-м корпусом Русской армии находилась немалая для того времени боевая сила – корпус из 4-х танковых отрядов общим числом в 16 танков.
1-й танковый отряд – 4 танка Mark V: «Великая Россия», «Верный», «Генерал Кутепов», «Генерал Слащев». 2-й танковый отряд – 3 танка Mark A: «Уралец», «Тигр», «Степняк». 3-й танковый отряд – 6 танков Mark V: «Фельдмаршал Кутузов», «Фельдмаршал Потемкин», «Генералиссимус Суворов», «Атаман Ермак», «Генерал Скобелев», «За Русь Святую». 4-й танковый отряд – 3 танка Mark A: «Генерал Корнилов», «Генерал Врангель», «Генерал Шкуро».
Правда, 21 августа 1920 года в районе Михайловки танк «Фельдмаршал Потемкин» получил попадание 76-мм снарядом в спонсон, что привело к детонации боекомлекта внутри машины. Ночью покинутую экипажем машину эвакуировали и отправили в Севастополь с еще одним подбитым в этот день танком «Атаман Ермак». Последний, однако, после ремонта затем вернулся в строй.
В ночь на 23 августа 1920 года была назначена общая атака Каховского плацдарма. По позициям красных ударила артиллерия белых. Следом в 2 часа ночи 6-я пехотная и 2-я конная (спешенная) дивизии пошли в атаку. Передовые части залегли под густыми рядами проволочных заграждений, но из-за сильнейшего орудийного и пулеметного обстрела вместе с основными частями вынуждены были отступить. Корниловская дивизия, сосредоточенная близ хутора Топилова, была неожиданно атакована конницей противника. Отбив атаку, корниловцы вмести с танками и броневиками прорвали первую линию укреплений Каховского плацдарма. Несмотря на жесточайшие потери, бойцы Корниловской дивизии устремились на вторую линию. Но на этой линии у противника были оборудованы сотни пулеметных гнезд. Красные встретили корниловцев контратакой с фронта с охватом обеих флангов. В той атаке из четырех малых танков, поддерживавших атаку, два сгорело из-за попадания в них артиллерийских снарядов. На этом же направлении поддерживал наступление белых и бронеавтомобиль с названием «Генерал Корнилов», который был подбит затем батарей 3-го артдивизиона красных в районе деревни Серотозы. Корниловцы отступили.
В ходе повторной атаки белыми 5 сентября было потеряно еще 6 танков. Правда, достоверно установлен лишь факт захвата красными двух «средних» танков из 2-го танкового отряда с названиями «Сфинкс» и «Сибиряк». Остальные и наиболее ценные «большие» машины, видимо, были успешно эвакуированы белыми с поля боя. В архиве РККА сохранилась довольно редкая фотография первой декады сентября 1920 года, запечатлевшая сидящих на захваченном красными танке «Сфинкс» сразу трех выдающихся и талантливых командиров РККА – С. И. Гусева, М. В. Фрунзе и Д. М. Карбышева.
* * *
В последнее время принято возлагать вину за последовавшее на командующего Западным фронтом М. Тухачевского. Это мнение звучало и из уст военных профессионалов. Писатель Константин Симонов, рассказывая о своих беседах с маршалом И. С. Коневым, передавал с его слов следующее:
«К его (Тухачевского) недостаткам принадлежал известный налет авантюризма, который проявился еще в польской кампании, в сражении под Варшавой. Конев говорил, что он подробнейшим образом изучал эту кампанию, и, каковы бы ни были ошибки Егорова, Сталина на Юго-Западном фронте, целиком сваливать на них вину за неудачу под Варшавой Тухачевского не было оснований. Само его движение с оголенными флангами, с растянувшимися коммуникациями, все его поведение в этот период не производят солидного, положительного впечатления. Тем не менее этот риск осознавался, принимался на самом высоком уровне военным, а главное – политическим руководством страны. Таким образом, Красная Армия открыто пошла на риск, и риск чрезмерный. Ведь операция, даже при удовлетворительном разрешении всех перечисленных условий, все же должна была вестись, прежде всего, без всякого тыла, который быстро восстановить было совершенно невозможно после произведенных белополяками разрушений.
Был здесь и еще один момент риска, который создавался тем политическим значением Данцигского коридора, которого Красная Армия могла не оценить и вынуждена была принять план овладения Варшавой с севера, так, как, прежде всего, надо было отрезать ее от магистрали, по которой не только подавалась материальная помощь самими поляками, но могла появиться помощь Антанты (читай Франции) живой силой. Операция по овладению Варшавой с севера крайне отрывала наши главные силы от ивангородского направления, куда отходили значительные силы белополяков, и затем чрезмерно растягивала наш фронт. Силы же наши, не имея возможности получить пополнения, так как железные дороги, оставленные нам белополяками, были совершенно разрушены, с каждым днем таяли. Таким образом, к моменту развязки мы шли, с каждым днем уменьшаясь в числе, в боевых припасах и растягивая свой фронт».
В конечном итоге именно фактор растянутых коммуникаций и ослабления Красной армии в сочетании с крепнувшим, а не ослабевающим (как рассчитывало советское политическое руководство), тылом польской армии привел к тому, что ситуация балансировала на лезвии бритвы. В этот момент решающую роль в повороте фортуны мог сыграть любой незначительный фактор или малейшая тактическая ошибка, что и произошло в реальности. Сторонний наблюдатель – участник Белого движения, генерал-майор Генштаба старой армии Гончаренко – писал по этому поводу: «Стремительное движение вперед, без подготовки тыла и оборудования коммуникационных линий, со своей стороны самым решительным образом отразилось на проигрыше кампании. Вожди Красной армии ослеплены политическими соображениями… Вместе с тем командование принимает чрезвычайно смелые, рискованные решения, где не только полное отсутствие какого-либо шаблона, но где наличие риска в каждом стратегическом маневре бьет в глаза, оправдывая более чем с избытком мысль старого Мольтке: „без большого риска большие успехи на войне невозможны“. Мало того, сущность оперативных замыслов заострена до такой степени, что „один дюйм стратегической ошибки сводит к нулю целые мили стратегических успехов“».