картинку. — Фулгрим всегда так расточителен. Казалось бы, если ты вырос в таком мире, как Кемос, это должно было тебя чему-то научить.

Савона, сама повидавшая резню и смерть, вглядывалась в далекие горы с явным непониманием. Дело, как подозревал Фабий, заключалось в размахе. Это была не просто бойня или случайные жертвы, это было массовое истребление.

— Зачем? — тихо спросила она.

— Они не были совершенными. — Квин покачал головой. — Идем. Если заставим его ждать, то ничего хорошего не выйдет.

По дороге шли молча. Фабий хотел взять катер, но Квин настоял идти пешком. Очевидно, в этом подразумевался некий ритуал, но какой — Фабий не понял. Он подумал взять с собой Саккару в качестве переводчика, однако Несущий Слово наотрез отказался. Пораженный горячностью отказа, Фабий уступил.

По пути встречали много кого. По обочинам дороги сидели кучки поющих монахов, вырезая друг другу на коже эротические картинки. Странные, непохожие на людей торговцы возле одиноких палаток среди нависающих над дорогой барханов расхваливали всевозможные товары — сны о прошлом пилигримов и слезы демонов, оружие, выкованное в час разрушения Кемоса, и позолоченные копии «Кемосийских песен», память о плененной звезде и череп последнего верховного управителя.

Толпы паломников совершали омовение в кислотных лужах сточных вод у дороги, очищая себя перед… чем? Фабий не знал. Над головой крылатые фигуры звероподобных фурий парили на восходящих потоках воздуха, время от времени выхватывая неосторожного пилигрима и унося того к небесам, где его, не перестающего вопить от восторга, пожирали.

Фабий и его спутники были не единственными воинами, шедшими по этой дороге. Он заметил яркие фигуры шумовых десантников, взгромоздившихся на поваленные статуи и колонны. Эхо их звуковых поединков катилось на многие лиги во всех направлениях.

— Видно, отыскать это место легче, чем я думал, — буркнул Фабий.

— Только тем, кто истинно верит. Но даже если отыскать мир, нет никакой гарантии, что тебя пустят в сад. У Фулгрима… высокие стандарты. — Квин указал пальцем. — Вон там. Чуть впереди. Вход в сад Шестикратного удовольствия.

Ворота сада вздымались выше, чем мог видеть глаз, уходя ввысь за пределы как физического, так и машинного восприятия. Ворота стояли одни, без стен, излучая мягкое сияние, одновременно приятное и отталкивающее. Створки изображали бесчисленные миллионы душ, извивающихся в оргиастическом наслаждении, а может быть, боли. По сторонам арки, которая держала ворота, возвышались два огромных безобразных изваяния — бесформенных вихря бьющих копыт, оскаленных зубов и цепких когтей.

Когда они подошли ближе, Квин, поочередно преклоняя колено перед каждой статуей, произнес:

— Властелин Невоздержанности.

Фабий уже видел подобные изображения Слаанеш среди развалин старушечьих миров. На миг из памяти всплыла улыбка, огромная, как небеса, и голос, похожий на треск костей целого мира. Он тряхнул головой, прогоняя воспоминания.

— Зачем здесь ворота, если нет стен?

— А кто осмелится войти в них без приглашения? — ответил Квин.

— Они поют, — как во сне проговорила Савона. — Ворота поют!

Фабий тоже их cлышал, хоть и очень тихо — словно далекий хор знакомых голосов.

— Кинска, — пробормотал он. — Звучит очень похоже на «Маравилью».

Фабий оглянулся вокруг, только сейчас заметив множество скрюченных фигур, которые лежали, укрывшись в руинах, усеявших окрестности ворот. Все выглядели мертвыми или спящими.

— Да, — отозвался Квин, — это песня Слаанеш. Говорят, его любимый сын создал эти врата из чешуйки, вынутой из бока Темного князя.

Фабий наморщил лоб:

— Любимый сын… Фулгрим?

Квин кивнул:

— Кто же еще, как не наш отец?

— Ну конечно. Можно было догадаться — такая пышность и размах. А как мы их откроем?

Фабий зашагал вперед, с хрустом давя кости.

— Постучим, — сказал Квин, не двигаясь с места. — Вернее, ты постучишь.

Фабий остановился:

— Я? Почему?

— Ты же здесь паломник, брат. Не я и уж точно не она. — Квин кивнул в сторону Савоны, которая стояла, покачиваясь в такт странным мелодиям, струившимся в воздухе. Музыка изменилась, стала более настойчивой, словно звучала на крещендо. — Наши души уже куплены и проданы. А твоя пока еще ждет своего хозяина.

Фабий насмешливо фыркнул:

— Мне говорили обратное.

— Человек должен добровольно склониться перед богами. Иначе это… ересь. Богохульство.

Фабий сморщился:

— Ладно. Я постучу. Больше того, я оттащу нашего генетического отца от всех этих гедонизмов, какими он сейчас занят, и заставлю выслушать меня. — Он повернулся к воротам. — Ты слышишь? Фениксиец, я пришел — и не потерплю отказа!

Пока Фабий шагал к воротам, изношенный организм накачивался стимуляторами. Старший апотекарий ощущал на себе взгляды жавшихся по углам пилигримов и гадал, не набросятся ли они на него в бешенстве, если он сумеет открыть ворота. Он перехватил Пытку двумя руками и почувствовал, как осколок демона жадно откликнулся. Фабий понял, что тот узнает это место. Видимо, бывал здесь прежде. Какова бы ни была причина, артефакт, казалось, ликовал в ожидании того, что должно произойти.

Фабий разделял эту радость. Он жаждал уничтожить планету и швырнуть осколки в лицо Фулгриму. За все интриги, за все проклятия, за все головоломки, которые пришлось вынести, он подожжет этот драгоценный сад и вынудит Фениксийца вернуться в суровый мир его обязанностей.

Первый удар разошелся вокруг, словно звон колокола. От второго песня споткнулась. Потребовалось еще четыре, чтобы заставить ее замолчать совсем и проломить ворота. Каждый удар встряхивал его самого, угрожая сломать руки и порвать мышцы. Ноги и спину пронзало болью до мозга костей, в голове словно бил молот.

На шестом ударе створки ворот распахнулись внутрь. Серебристые травы зашипели, словно приглашая внутрь, а длинные тени заброшенных жил-кварталов и мануфакторий перечеркнули путь. Перед ним простиралась широкая улица, уставленная по обочинам дымящимися жаровнями. Дорогу застилали клубы дыма от благовоний, смазывая очертания статуй и других, менее узнаваемых силуэтов вдалеке. Слегка задыхаясь от усилий, Фабий уставился на открывшийся вид:

— Это не сад.

Его замечание встретил зловещий хохот. Он летел со всех сторон, из разрушенных зданий и с арки ворот. Фабий повернулся, ища источник смеха.

— Что это? Еще один трюк?

— Нет, — ответил Квин, подойдя к Фабию. — Ты думал, врата не охраняют?

— Я не вижу никакой охраны, — возразил Фабий, и тут же в доспехах подсветился комплекс целеуказания.

Савона указала своей булавой:

— Я вижу. Гляди.

С противоположного конца проспекта показались долговязые лошадиные силуэты. Одни стояли на двух ногах, другие — на четырех. На каждом восседала тонкая нечеловеческая фигура. Глаза, похожие на тлеющие угольки, были устремлены на захватчиков. Затрубил рог, и всадники пришпорили своих скакунов.

— Не похоже на делегацию для торжественной встречи, — заметил Фабий.

— Ты же не думал, что нас пропустят только за улыбку и песню? — пророкотал Квин