— Очнулся? Ну, наконец-то… — смущенно пробормотал он.

— Скхолько… — прохрипел Андрей пересохшей глоткой.

— Сколько ты у меня здесь лежишь? — доктор покачал головой. — Второй саус заканчивается.

— Сколькхо?!! — изумился землянин. Он же… тогда же доктор говорил четвертый день… пошел…

— А что ты думаешь? — сварливо отозвался врач. — Этот тупой «тройка» вломил по тебе «пробоем». Слава богу, что ты так внезапно инициировался. Если бы не это — ты бы был уже трупом. А так — судя по всему, сумел как-то заслониться сырой хасса, и она слегка ослабила атаку.

Ха, сырой… да это был полноценный щит-тройка! Правда то, что форма успела полностью развернуться и напитаться хасса, землянин гарантировать не мог, но за то, что это был щит, а не просто сырая хасса, — головой бы поручился.

— Но и радоваться тут тоже нечему, — вздохнул Кейлеси. — Увы, должен тебя огорчить: твоя инициация более ничего не значит. «Пробой» — очень скверная штука. Он полностью подавляет естественную чувствительность к хасса. Так что тебе, совершенно точно, не остаться «чистокожим». Да и узоры могут не помочь.

— Хыаакх? — напрягся Андрей. Да нет, этого не могло быть. Он же… у него же…

— Ты, вероятно, пить хочешь? — отреагировал, наконец-то, Кейлеси на его хрипы. — Сейчас.

Он поднялся и вышел из помещения, оставив Андрея в легком опупении. Если он правильно понял, то после «пробоя» естественная чувствительность к хасса у него должна совершенно исчезнуть. Но этого не произошло. Он же запустил четверый уровень «лечилки». Четвертый! И это совершенно точно, потому что, если бы форма не запустилось, тут так бы рвануло, что от медицинского пункта ничего бы не осталось — сенпонизировать поток хасса, находясь без сознания, совершенно невозможно. А он очухался, пребывая все на той же койке, что и в прошлый раз. Так что ему точно доступен четвертый уровень оперирования хасса. Нет, доктор что-то путает.

— Вот, хлебни, кеоль, еще горячий. Из таверны.

— Хспаксибо… — прохрипел Андрей, приникая к кружке.

Напившись, он почувствовал себя лучше и потому решил сразу же, насколько получится, прояснить ситуацию. Тем более, что он ничего не слышал о форме под названием «пробой».

Из дальнейшего разговора выяснилось, что этот самый поганый «пробой» — штука действительно очень мерзкая. И, на самом деле, в восьми случаях из десяти у попавшего под «пробой» бродника напрочь выжигает каналы. Вот только происходит это не всегда и везде, а только в том случае, когда «пробоем» более высокого уровня бьют по низкоуровневому противнику. В противном случае боевая эффективность этой формы резко падает. Это вообще была не слишком эффективная боевая форма, но очень подлая. Поскольку, будучи правильно примененной, превращала любого обитателя Кома в абсолютного калеку, которому хасса становился совершенно недоступен, ни в каком виде, вследствие чего практически исчезал шанс хоть как-то выбраться за пределы поселений. И потому его долей, после этого, естественно, становилась нищета и гибель. Знал, сука, чем ударить…

Но, так как Андрей в момент атаки являлся не «нулевиком», либо только-только пробудившимся «чистокожим», а, наоборот, по уровню способностей к оперированию хасса даже превосходил атаковавшего его подонка, нанесенный ущерб, скорее всего, был минимальным. Недаром землянин первый раз очнулся уже через несколько ски после поражения. Хотя доктор этого не засек и поэтому до сих пор пребывал в плену иллюзий, что клиническая картина поражения полностью соответствует описаниям, сходным с теми же, которыми обманулся и Кумла. Единственное, что выбивалось из вполне понятной ему картины — это гигантский расход картриджей у старенькой медицинской станции, к которой Андрей был подключен все это время. Та поглощала картриджи с невероятной прожорливостью, как будто к ней был подключен не один пациент, а, как минимум, десяток. Поразмыслив, Андрей отнес этот факт к результатам воздействия «лечилки», усиленным деятельностью наноботов. Ну а доктор продолжал теряться в догадках. Впрочем, особенно он от этого не страдал. Картриджей у него за долгие блои ничегонеделания накопилось много, так что он был даже рад слегка разгрузить кладовку. А пытливым умом Кейлеси не обладал отродясь. Иначе бы не торчал тут, на первом горизонте…

* * *

В медицинском пункте поселения Андрей провёл еще два дня. Доктор Кейлеси сделал ему полную диагностику, слегка поудивлялся тому, что у пациента все-таки сохранилась природная чувствительность к хасса, и резюмировал, что бродник Кузьмич, к его удивлению, полностью, прямо-таки неприлично здоров. Впрочем, когда пациент уверил, что эти небольшие проявления способностей, которые он продемонстрировал, даются ему очень большим напряжением, врач успокоился и порадовался, что не успел обнародовать свой диагноз насчет полного исчезновения у пациента природных способностей к оперированию хасса, поделившись им только с пациентом. Ну а при выписке, наоборот, заявил, что спонтанная инициация способностей к оперированию хасса прошла очень удачно. Так что пациент имеет немалый потенциал, развитие которого, все же, сначала будет несколько затруднено, зато потом, при удаче и приложенных усилиях… Короче, выдал очень распространенный в среде множества экспертов в совершенно различных областях человеческой деятельности — от медицины до экономики — коктейльный набор типа: «то ли то, то ли это, то ли будет, то ли нет». Но Андрей на него не обижался: поприветствовать местную знаменитость к медпункту собралась небольшая толпа, так что пусть мужик получит свои пять минут бенефиса на публике. За последние два дня, которые он провел в медицинском пункте поселения в полном сознании, Андрей понял, что Кейлеси очень не хватало в первую очередь самоуважения. Доктор уже давно сам признал себя неудачником и сам же поставил на себе крест. Вот потихонечку и спивался. А тут возник шанс показать, что он еще не совсем ничтожество и кое-что смыслит в своем деле. Да еще и, так сказать, «на миру», где, как утверждает русская пословица, и смерть красна. Так что пусть…

Первым, с кем Андрей пообщался после того, как покинул медицинский пункт, был Руб Кинжальник.

— Мы выставили ему претензию, — сурово сказал ему Руб, когда землянин зашел к нему в лавку. — На десять тысяч кредов.

Андрей усмехнулся. А чего еще было ожидать? Толстый Кумла — «тройка», да еще лидер весьма неслабой даже по меркам пятого горизонта команды. Да ему все бродники Тасмигурца вместе взятые на один зуб. Так что никаких серьезных санкций поселение к нему применить не могло. Хотя сам факт атаки на бродника внутри поселения с использованием хасса по всем писаным и неписаным законам был просто вопиющим. Поэтому Толстый и его команда покинули Тасмигурц совершенно спокойно, но им вдогон, в Стоклберг, ушла информация о произошедшем. Вследствие чего, можно было не сомневаться, что претензия поселения Тасмигурц будет удовлетворена. Рано или поздно. Нарушение законов поселений в Коме всегда наказывалось. Это была политика всех без исключения Советов поселений. Законы поселения на территории поселения — святы… Иначе бы в Коме воцарился полный хаос. И бродникам, кем бы они ни были, приходилось с этим считаться. Ибо любая команда бродников всегда базировалась на какое-то поселение. Выжить в Коме без этого было невозможно. И ссориться с Советом поселения ни одна команда бродников не могла себе позволить. Так что, если Толстый Кумла, после того как покинул Тасмигурц, отправился обратно в Стоклберг, скоро можно ожидать поступления денег. А если куда еще… все равно ему придется заплатить. Десять тысяч, либо чуть меньше, если Совет того поселения, в котором решит обосноваться команда Кумлы, решит, что претензия слишком велика, но он заплатит. Вот только если бы Андрей действительно был тем самым «нулевиком», которым считал его этот урод, ему бы эти деньги не особенно помогли. Сумма претензии после выплаты оной должна быть разделена между самим поселением, законы которого нарушили, и непосредственным пострадавшим. Так что даже если бы он получил бы максимальные пятьдесят процентов, что, при планируемом развитии событий, был далеко не факт (ибо после потери способностей к оперированию хасса Андрей мгновенно перешел бы из разряда местной звезды и знаменитости в категорию нищих неудачников), лучшим вариантом дальнейшего существования для него стала бы судьба мелкого лавочника в нищем поселении первого горизонта. На большее пяти тысяч просто не хватило бы. Впрочем, судьба нищего калеки без этих пяти тысяч была бы куда горше…