Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нортхэмптон сузил глаза.
— Возможно, тебе следует знать, что дни жены Ловетта сочтены.
Он заметил, что подбородок у Варринера напрягся.
— Что вы имеете ввиду?
— Она умирает. Разве ты не знаешь? Она смертельно больна.
«Кашель. Бледность», — подумал Нед.
— О, она выглядела хорошо, — продолжал Нортхэмптон, — в те дни, когда у нее наступало улучшение. Никто не мог предположить. Но врачи сказали, что жить ей осталось недолго. Так что время, когда она будет тебе полезна, ограничено. Как, возможно, и твое.
— Милорд, я думаю, вы решите, что стоит подождать. Понимаете, мне кажется, что я вот-вот раскрою некий план, в котором замешан сам принц.
Нортхэмптон заинтересовался и проговорил:
— Снова даешь воображению далеко завести себя, Варринер?
— Думаю, милорд, что нет. У меня есть две просьбы.
— И в чем же они состоят?
— Во-первых, дать мне еще немного времени. А во-вторых, помочь Кейт Пелхэм. Она арестована.
— Жена Пелхэма? А с какой стати мне ей помогать?
— Я думаю, милорд, что ее использовали заговорщики. Использовали как ничего не подозревающего посыльного. Мне нужно, чтобы она была на свободе, если я должен продвигаться дальше.
Нортхэмптон некоторое время смотрел на него.
— Я думаю, что твое время тоже истекает, — тихо сказал он.
Потом повернулся, закутался в плащ, и поспешил вернуться в круг, где факелы освещали короля и его свиту, сходящую на королевскую баржу.
Алхимику следует быть сдержанным и молчаливым и никому не открывать результатов своей работы.
Альбертус Магнус (ок. 1193–1280). Libellus de alcliimia
В тот же вечер у Мэтью Варринера состоялся неприятный разговор с Элис.
— Ты знаешь, — сказал он, лежа на спине в своей постели и глядя, как Элис расчесывает волосы, — ты знаешь, какое-то время я даже думал, что ты хочешь переспать с моим братишкой.
Элис медленно повернулась. Она была голая и все еще теплая после объятий Мэтью. Груди у нее были пышные и розовые; в комнате царил полумрак.
— С ним? — переспросила она. — Он же сходит с ума.
— Элис, Элис, почему ты так говоришь?
— Он думает, что может делать золото.
— Золото?
Мэтью больше интересовало, как темные соски Элис затвердевали, оказавшись на холоде.
— Иди сюда, — сказал он, но она покачала головой и продолжала расчесывать длинные светлые волосы. Он встал, снова возбужденный, и потянул ее к себе в постель.
— Да, золото, — сказала она. — Пусти меня, Мэт Варринер. А ты как думал, что делает Нед в этой пекарне, которую так старательно запирает?
Мэтью, который ласкал ее груди, ответил:
— Пытается найти средство от похмелья. Он мне так сказал. Иди же ко мне…
— Ты что, совсем дурак? — презрительно сказала она, опираясь на локоть и глядя на него сверху. — Да. Конечно, дурак. Он же тебе наврал. Твой брат пытается сделать золото. Как алхимики.
— Ты имеешь в виду философский камень, — поправил Мэтью. — Алхимики пытаются сделать философский камень, который все превращает в золото. Откуда ты знаешь, что Нед этим занимается?
— Его маленький помощник Робин рассказал мне об этом. Посмотри.
Она оттолкнула его и снова слезла с кровати. Мэтью с ругательством упал на спину, а Элис порылась в кармане своего платья, которое лежало грудой на полу. Потом повернулась и помахала каким-то листом бумаги.
— Смотри. У Робина все это записано — как делать золото, или философский камень, или что там еще; а я списала. Я уже на полпути. Я знаю, где находится еще один ключ от пекарни, так что я вхожу туда, когда никого нет поблизости. Он, наверное, раздобыл рецепт получения золота, Мэтью! Почему бы тебе не узнать, правда это или нет, заплатит ли за это какой-нибудь дурак? Скажи мне ради бога, неужто тебе хочется вечно жить в такой грязной дыре, как Аллея Роз?
Она обвела рукой комнату, указывая на паутину, грязь, осыпающуюся штукатурку.
— Да, — ответил он.
Но он все же встал с постели и протянул руку к бумагам, которые она держала в руке. Элис подняла их высоко над головой.
— Сколько они стоят, по-твоему? — спросила она.
— Красивое ожерелье. Может, новое платье.
— Вот еще. Гораздо больше, старый ты скупердяй. По меньшей мере ты мог бы сделать из них балладу и продавать по всему Лондону за хорошие деньги. Два новых платья, Мэт.
Он снова бросился на кровать.
— У меня нет денег. Скажешь мне, когда Нед и его юный дружок сделают кучу золота. Тогда я, может, и заинтересуюсь. Иди сюда.
Она начала терять терпение.
— Господи, Мэт, если тебя это не интересует, найдутся и другие. Ладно, это чепуха, но ею можно одурачить уйму народу. Это как-то связано с тем, кого зовут Ариелем. Выслушай меня. Если ты не попытаешься сделать деньги, тогда это сделаю я, пропади ты пропадом. Ты груб и глуп!
Он неторопливо потянул ее на постель и снова начал ласкать.
— Глуп — может быть. Груб — да.
Он нагнулся и сунул руку ей между ног.
— Но разве тебе это не нравится? Насколько я должен быть груб, чтобы тебе понравилось?
Она оттолкнула его и начала одеваться, путаясь в застежках.
— Я тебе покажу, — бормотала она. — Черт бы тебя побрал, я тебе покажу.
И дверь за ней захлопнулась. Мэтью Варринер разразился громким цветистым ругательством.
Позже, в ту же ночь, напившись, Мэтью снова подумал о том, что сказала Элис. Он пошел в таверну «Звезда», что на Флит-лейн, и кто-то там посмеялся над ним, потому что он попытался продать хозяину воз морского угля, который был не более чем пылью. Он еще раньше поспорил с Дейви насчет покупки этого угля, потому что Дейви с самого начала сказал ему, что этого не стоит делать. Мэтью в душе был согласен, что поступил неправильно, но все равно ему не понравилось, что над ним смеются. И еще ему приходилось смотреть в глаза тому факту, что он на грани разорения. Мэтью давал взятки местным констеблям, которые никак не защищали его лавочку, и он был сыт этим по горло. Конкуренты занимали его территорию; если люди Мэтью шли на дело, кто-то оказывался там раньше, чем они; если пытались продать краденое, им предлагали такие жалкие гроши, что это не могло даже окупить перевозку товара.
За этим кто-то стоял.
От всего этого Мэтью охватило отчаянье, и он вспомнил о том, что сказала Элис. О своем брате и о тайне получения золота. Он даже попробовал найти Неда, расспросить его об этом, но Нед куда-то запропастился, время шло, и интерес Мэтью нарастал. Обычно он смеялся над теми, кто хвастался, что делает золото, но его брат был не дурак, и Мэтью уже знал, что он занимается в пекарне чем-то необычным.