Затем было заслуженное повышение по службе — назна­чение помощником командира эсминца «Сокрушитель­ный». До трагического ноябрьского похода он прослужил на корабле ровно год, став на допуск к командованию эсминцем и участвуя во всех боевых операциях. О поведении Рудакова 20 ноября 1942 года мы уже знаем. По возвращении в базу эсминцев, принимавших участие в спасательной операции, Рудаков вместе с Курилехом и другими офицерами «Сокру­шительного» был сразу же арестован. Началось следствие. При этом сразу же было ясно, что пощады никому не будет.

Решение об исключении Рудакова из партии подписал член Военного совета СФ контр-адмирал Торик: «Член ВКП(б) товарищ Рудаков 20 ноября 1942 года, оставшись старшим на корабле во время аварии корабля в море, к спа­сению личного состава отнесся преступно, вместо того чтобы организовать эвакуацию личного состава и последним уйти с него, Рудаков, боясь, что может остаться на корабле, с целью самосохранения своей жизни, самовольно покинул корабль, оставив значительную часть личного состава на корабле. При докладе командованию доложил неточные данные. Оставше­гося личного состава доложил гораздо меньше, чем осталось на самом деле, тем самым ввел в заблуждение командование. Рудаков опозорил честь командира РКВМФ, не выполнил свой воинский, командирский долг, по которому обязан был последним в трудную минуту сходить с корабля, по существу, струсил. Своим поведением вызвал злобу у личного состава к себе.

За трусость, повлекшую за собой невыполнение воин­ского долга, Рудакова Олимпия Ивановича из членов ВКП(б) исключить».

30 января 1943 года бывший помощник командира эсминца «Сокрушительный» уволен по статье 44 пункт «Б», как осужденный на 10 лет и лишенный воинского звания. Осужден 13 декабря 1942 года. Решением трибунала Север­ного фронта направлен на фронт.

Штрафник Рудаков отбывал наказание рядовым в мино­метном взводе 50-й отдельной штрафной роты Карельского фронта, державшей оборону на полуострове Рыбачий. Определен Рудаков был в «ботики», что означало почти верную смерть.

Дело в том, что на Рыбачьем на протяжении всей войны немцам так и не удалось перейти государственную границу. За долгие месяцы боев каждая из сторон не только создала крепкую оборону, но и пристреляла каждый метр. В этих условиях доставка боеприпасов и горячей пищи на передний край становилась смертельно опасна. «Ботики» (именно так именовали доставщиков боеприпасов и продуктов) жили в среднем не более двух-трех ходок. Поэтому «ботиками» старались назначать штрафников. Наверное, Рудаков так и погиб бы с термосом на спине от снайперской пули во время какого-нибудь очередного рейса, если бы не его артил­лерийская специальность.

Специалисты-артиллеристы такого высокого уровня, каким был Рудаков, в армии ценились на вес золота. Уже спустя неделю после прибытия в штрафбат «ботик» Рудаков был назначен помощником командира минометного взвода той же штрафной роты, оставаясь, разумеется, юридически, как и раньше, штрафником. В одном из последующих боев он был ранен, но не оставил поле боя, а продолжал вести огонь по врагу. 4 июля 1943 года судимость с бывшего помощника «Сокрушительного» была снята, и Рудакова направили в распоряжение кадров 19-й армии.

Затем Рудаков на том же Карельском фронте, имея зва­ние рядового, воевал командиром противотанковой батареи. После еще одного осколочного ранения, в 1944 году, он был восстановлен в воинском звании и отправлен для дальней­шего прохождения службы на Северный флот.

Из характеристики на командира взвода истребительной батареи Рудакова: «За время пребывания в батарее показал себя как один из лучших офицеров в руководстве управления своими подчиненными. Инициативный, находчивый, рассуди­тельный офицер. Повседневно борется за насаждение воин­ской дисциплины, организованности и порядка среди личного состава взвода. Товарищ Рудаков вел огонь прямой наводкой по огневым точкам противника с дистанции 400—600 метров. В результате стрельбы было повреждено 7 амбразурных дзо­тов, 16 жилых землянок, подавлен огонь двух 75-мм орудий противника, стрелявших прямой наводкой по переднему краю нашей обороны. Огнем своего взвода тов. Рудаков три раза поддерживал действия наших разведгрупп».

В своей автобиографии О.И. Рудаков пишет следующее: «В декабре 1941 году приказом командующего СФ был назначен помощником эсминца “Сокрушительный”. В дека­бре 1942 года в связи с катастрофой эсминца “Сокрушитель­ный” был осужден военным трибуналом Северного флота по статье 193 пункт 23 УК РСФСР к 10 годам в исправительно-­трудовых лагерях. В марте 1943 года решением Президиума Верховного Совета СССР мера наказания заменена пре­быванием в штрафной части на фронте... 5 мая 1943 года в бою получил несколько осколочных ранений... Решением трибунала дивизии судимость снята... После чего назначен командиром истребительного противотанкового взвода... В январе 1944 года приказом Верховного главнокомандую­щего восстановлен в воинском звании “капитан-лейтенант” и откомандирован в распоряжение командующего Север­ным флотом».

Во всем этом много неясного. Вообще-то Рудаков мог вполне остаться воевать на Карельском фронте, где уже успел зарекомендовать себя с лучшей стороны. Но он почему-то просится на Северный флот, где все его презирают, считая «трусом и шкурником». Почему? Может быть, для того, чтобы доказать всем, что они ошиблись в нем? А может быть, Рудаков знал, что истинное отношение к нему на флоте не столь уж плохое и его там ждут?

Вернувшись в Полярный, Рудаков сразу получает назначение помощником командира эсминца «Громкий». Это поразительно! Откуда такое доверие и расположение к человеку, показавшему себя трусом и шкурником именно на такой же должности? После штрафбата сразу же вос­становление не только в звании! Напомню, что «Громкий» в то время — один из лучших эсминцев Северного флота! Служить на таком корабле — огромная честь для лучших из лучших, а тут на вторую по значимости должность назна­чают вчерашнего штрафника, да еще с таким постыдным прошлым! Неужели у Головко не нашлось на всем флоте для опального капитан-лейтенанта какой-нибудь другой, менее почетной должности!

Дальше — больше. К середине 1944 года Рудаков уже исполняет обязанности командира эсминца «Доблестный», а в октябре месяце и вовсе назначен его командиром. И это всего за год после возвращения из штрафбата! Разумеется, что на всех должностях Рудаков показал себя прекрасным моряком и храбрым командиром. Это видно из текстов его характеристик в данный период.

Стремительное восхождение Рудакова по служебной лестнице не может не вызывать удивления. Ведь Головко имел все основания отправить восстановленного в звании, но по-прежнему опозоренного Рудакова на любую из мно­жества второстепенных должностей и тем самым навсегда поставить на его карьере крест. Но Головко почему-то посту­пает совершенно противоположным образом. Он назна­чает обвиненного в трусости офицера на один из лучших эсминцев флота. А когда тот показал себя с положительной стороны, без всяких раздумий ставит его на самостоятельную должность — командиром эсминца. Со времени осуждения Рудакова за трусость минуло всего два года. Человечность адмирала Головко общеизвестна, но здесь все же совершенно иной, особый случай. Что же изменилось за время, прошед­шее с момента катастрофы эсминца, у Головко по отноше­нию и к Рудакову, а может быть, и к делу «Сокрушительного» в целом? Вполне возможно, что ему стали известны некото­рые новые обстоятельства фактического поведения людей на гибнущем в штормовых волнах эсминце, те обстоятельства, на которые в спешке расправы в декабре 1942 года про­сто никто не обратил внимания. С этой авторской версией согласен сын адмирала Головко капитан 1-го ранга в запасе Михаил Головко. По его мнению, отец, скорее всего, старался исправить какую-то им допущенную ошибку. Но какую? Может быть, скоротечный и не очень-то справедливый суд над командованием «Сокрушительного»?