В этой сложной обстановке командир корабля капитан 3-го ранга Курилех и большая часть командного состава эсминца “Сокрушительный” вместо того, чтобы мобили­зовать все силы и средства на борьбу за живучесть корабля, оказались трусами, безвольными и беспомощными людьми, изменившими своему воинскому долгу и командирской чести. Командир корабля капитан 3-го ранга Курилех вме­сто объявления тревоги и четких приказаний командира, лежа на диване в штурманской рубке, вызывал поочередно командиров и растерянно повторял одну и ту же фразу: “Действуйте, как подсказывает честь командира”. Своим гнусным поведением он только содействовал усилению паники на корабле после аварии, а с приходом кораблей, вопреки вековым традициям командиров русского флота и в нарушение 74-й статьи Корабельного устава, гласящей о том, что ”во время бедствия командир корабля обязан принять все меры к спасению корабля и, только убедившись в невоз­можности его спасти, он приступает к спасению команды и ценного имущества. При этом во всех случаях командир покидает корабль последним”.

Курилех с группой командиров, спасающих свои шкуры, бросил корабль в то время, когда на нем оставалось еще свыше 100 человек личного состава, и одним из первых пере­шел на эсминец “Куйбышев”.

Помощник командира корабля капитан-лейтенант Рудаков обвязал себя тремя спасательными поясами и стал упрашивать командира оставить корабль, для того чтобы потом оправдать и свое собственное бегство. Потеряв само­обладание, он передал на подходившие корабли семафор истерического содержания: “Спасайте. Наступает конец. Немедленно подходите. Корабль тонет”, в то время как корабль держался на плаву.

Заместитель командира по политической части старший политрук Калмыков в этот трудный для корабля момент ушел в каюту, и, как только подошел эсминец “Разумный”, Калмыков обвязался двумя спасательными поясами, закре­пил на себе пеньковый трос и прыгнул с борта на борт с целью перебросить трос на эсминец “Разумный” и этим спасти свою шкуру. Вместо того чтобы пресечь панику среди командиров и в эту трудную минуту быть среди бойцов и поддерживать их боевой дух и зажечь веру в спасение корабля, трус и подлец Калмыков оказался в числе первых шкурников на корабле.

Командиры на глазах у краснофлотцев начали про­щаться друг с другом, а командир БЧ-2 капитан-лейтенант Исаенко кортиком нанес себе два удара в грудь. Командир БЧ-4 старший лейтенант Анисимов и военфельдшер Ива­нов на глазах у краснофлотцев ругались из-за очереди на переправу. Командир БЧ-5 инженер-капитан 3-го ранга Сухарев, непосредственно отвечающий за средства живу­чести корабля, вел себя не как командир, а как какой-то слюнтяй. Опустив беспомощно руки, он заявлял: “Ну, доплавались”.

Только два командира на корабле оказались до конца верными воинскому долгу и командирской чести. Они показали, как следует вести себя настоящим командирам в сложной для корабля обстановке. Это были командир БЧ-3 старший лейтенант товарищ Лекарев и заместитель командира БЧ-5 политрук товарищ Владимиров. На пред­ложение труса и паникера Рудакова покинуть корабль товарищи Лекарев и Владимиров категорически заявили, что они покинут корабль последними и людей одних не оставят. При уходе командира с корабля старший лейтенант товарищ Лекарев принял на себя командование кораблем, а политрук товарищ Владимиров вступил в обязанности заместителя командира корабля по политической части, приказав краснофлотцам заступить на вахту и продолжать борьбу за родной корабль.

Вместе с товарищами Лекаревым и Владимировым на корабле осталось 15 человек краснофлотцев, судьба которых неизвестна.

В то время, когда Курилех и другие командиры вели себя столь позорно, личный состав, на некоторое время оставшись без руководства, по своей инициативе вводил в действие водоотливные средства, крепил переборки, делал все, что мог, для спасения своего корабля.

Краснофлотец коммунист товарищ Большов, находясь на вахте в румпельном отделении и зная, что корма отрыва­ется, не ушел с поста, а когда его стали звать краснофлотцы, с достоинством ответил: “Вахты бросать не имею права!” Коммунисты Любимов и Заборный добровольно остались на корабле, предоставив возможность другим краснофлотцам уйти с корабля. Краснофлотец Костин добровольно вызвался открыть клапана между донной нефтяной цистерной, зато­пленной водой. Он опускался в ледяную воду несколько раз. Старшина 2-й статьи Маматов, с риском для жизни, при неработающем шпиле отдал якорь для облегчения корабля.

Боцман коммунист Сидельников больше суток не сходил с полубака, организовывая спасение людей.

О сохранении в самые критические минуты самообла­дания, уверенности личного состава в том, что корабль будет спасен, ярко свидетельствует такой факт. В перерывах между вахтами и работами по борьбе за живучесть, собираясь в ленинской каюте, краснофлотцы пели “Раскинулось море широко”, “Варяг” и другие песни моряков.

Бегство командира корабля, потерпевшего бедствие, встречается впервые.

Народный комиссар ВМФ адмирал флота товарищ Кузне­цов о поведении Курилеха указал, что поведение командира нарушило вековые традиции флота. Народный комиссар потребовал сурово наказать командиров, не выполнивших свой боевой долг. Виновники этого преступления отданы под суд военного трибунала и понесут беспощадную кару, как подлые трусы и злостные преступники.

Боевая семья командиров ВМФ, для которых воинский долг и воинская честь дороже жизни, с презрением и нена­вистью проклинают Курилеха, Калмыкова и других, обесче­стивших преступным поведением свое имя, запятнавших достоинство моряка-командира.

Восхищаясь мужеством поведения Лекарева и Владими­рова, командиры единодушно говорят: “Вот настоящие герои. Так был обязан поступить каждый командир!”

На флоте мы знаем много примеров, когда командиры оставались верными своему долгу. Восхищение вызвал подвиг политрука Фильченкова, который, обвязавшись гранатами, бросился под вражеский танк.

Командир эсминца “Гордый” капитан 3-го ранга това­рищ Ефет и батальонный комиссар Сахно не покинули корабль, когда он подорвался на минах, и остались на нем, мужественно встретили смерть с пением “Интернационала”, геройски погибли со своим кораблем.

Командир дивизиона эсминцев капитан 1-го ранга Заяц, командир эсминца “Сметливый” капитан 2-го ранга Мас­лов организовали спасение 650 бойцов с подорвавшегося эсминца, а сами остались на корабле до последнего момента и погибли геройской смертью.

Защищая с группой бойцов склад с боезапасом в Сева­стополе, подполковник Донец дрался до последнего патрона, а затем, обеспечив спасение бойцов, перекрыл движение двух рот немецких автоматчиков к складу. Взорвал боеза­пас, погибнув при этом сам. Так должен вести себя каждый командир...

Начальник политического управления ВМФ

генерал-лейтенант береговой службы

И. Рогов».

В декабре 1942 года на Северный флот прибыл нар­ком ВМФ Н.Г. Кузнецов. На сборе командиров соедине­ний и начальников отделов штаба и учреждений СФ как самый большой недостаток он признал плохую подготовку командного состава. При этом Кузнецов привел три при­мера низкого профессионального уровня комсостава. В первом речь шла об эсминце «Смышленый» Черномор­ского флота, который был заведен командиром на свое же минное поле, где подорвался и погиб со всем экипажем. Во втором — о крейсере «Червона Украина», который, стоя в Севастопольской бухте, на протяжении продолжитель­ного времени так и не сменил позиции, пока в результате шестой атаки не был наконец потоплен немецкими само­летами. Относительно Северного флота Кузнецов сказал: «Наконец, на Северном флоте “Сокрушительный” — лич­ный состав хорошо выполнял обязанности. Кто сбежал с корабля первым? Командир миноносца! Кто ранил себя? Командир БЧ-2!»