Затем меня разобрало любопытство. Что же произошло между Дениз и Джеймсом? Я понимала, что спрашивать не следует, но удержаться не могла.

— Так она дала тебе под зад коленом? — спросила я. Мне хотелось, чтобы вопрос прозвучал равнодушно, но получилось с горечью. — Вернулась к Марио, или Серджио, или как там его зовут?

— Вообще-то нет, Клэр, — сказал он. — Я ушел сам.

— Надо же! — Я вся пропиталась горечью. — У тебя входит в привычку бросать женщин.

— Да, Клэр, я понимаю, что ты хочешь сказать.

По его тону можно было предположить, что он выше всего этого. Но как человек порядочный, считает нужным со мной согласиться.

Я же не могла остановиться.

— Я всегда считала, что настоящий джентльмен никогда не говорит, что он бросает женщину. Гораздо приличнее сказать, что она тебя покинула, даже если это не так!

Я сама удивлялась отсутствию логики в своих словах. И слышала истерические нотки в своем голосе. Но остановиться было выше моих сил. Я не могла держать себя в руках.

— Я и не звоню повсюду, что бросил ее, — обиженно заметил Джеймс. — Ты сама меня спросила, припоминаешь?

— А почему, интересно, ты не рассказываешь всему миру, что бросил ее? Я хотела бы, чтобы ты трезвонил об этом повсюду! — Голос мой предательски дрожал. — Почему все должны знать, что ты бросил меня и Кейт, а потом думать, что она сама тебя вышвырнула? Почему ее ты уберег от унижения?

— Ладно, успокойся, Клэр. Если тебе так хочется, я расскажу всем, как все было на самом деле между мной и Дениз.

— Прекрасно! — сказала я. Нижняя губа у меня дрожала.

Какой кошмар! Куда подевалась сдержанная Клэр? Я так старалась держать себя в руках, не дать Джеймсу почувствовать, какую боль он мне причинил, как я несчастна. Но моя боль оказалась так близко к поверхности, что вот-вот готова была вырваться наружу.

Стыд и срам! Я расстроена вдрызг, а он абсолютно спокоен. Этот контраст меня убивал.

— Пойду попудрю нос, — сказала я. Возможно, мне удастся взять себя в руки.

— Нет, Клэр, подожди! — попросил Джеймс, когда я сделала попытку подняться, и схватил меня за руку.

Я попыталась вырваться.

— Не тронь меня, — со слезами сказала я.

Господи, сейчас я скажу: «Ты потерял право меня трогать, когда бросил».

— Ты потерял право меня трогать, когда бросил, — услышала я свой голос.

Ведь знала же! Человек, который пишет для меня все мои диалоги, не иначе как довольствуется зарплатой малобюджетной мыльной оперы.

Но мне хотелось сделать Джеймсу больно. Чтобы он тоже почувствовал потерю. Узнал, что значит хотеть кого-то так, что сердце болит. И понимать, что не можешь получить желаемого.

Но больше всего мне хотелось, чтобы он осознал, что виноват во всем он.

— Клэр, пожалуйста, сядь, — сказал Джеймс, неохотно отпуская мою руку. Он умело притворялся бледным и расстроенным.

— Успокойся, Джеймс, — холодно заявила я. — Я не собираюсь устраивать сцену.

У него хватило совести смутиться.

— Меня совсем другое беспокоит, — сказал он.

— Да что ты говоришь! — окрысилась я.

— На самом деле, — заявил он, видимо набравшись терпения. — Слушай, Клэр, нам надо поговорить.

— Не о чем нам разговаривать! — машинально ответила я.

Оп-ля! Опять я за свое. Одно проклятое клише за другим. Я готова была умереть от смущения.

Все бы ничего, но он был прав. Нам многое требовалось обсудить.

— Клэр, — постарался сказать он как можно мягче и снова взял меня за руку, — я знаю, что вел себя плохо.

— Плохо?! — взорвалась я, не успев сдержаться. — Ха! Плохо! Мягко сказано.

Где же мое самообладание и контроль? Несмотря на мои жалкие потуги держать свои эмоции в узде, я явно пошла вразнос. Я уже не могла притворяться спокойной и уравновешенной.

Джеймс, напротив, держался вполне цивилизованно.

— Тогда отвратительно, — согласился он.

Он вовсе не раскаивался. Он пытался шутить. Бесчувственный подлец! Как может он быть таким самодостаточным? Это же бесчеловечно!

— Как ты мог быть таким безответственным? — выпалила я.

Я знала, это достанет его больнее всего. Джеймс мог смириться с обвинениями в жестокости, бессердечности, но назвать его безответственным — это был удар ниже пояса.

— Как ты мог меня оставить?! Ведь ты был мне нужен!

Он молчал. Сидел выпрямившись и молчал, причем в этом молчании чувствовалось что-то зловещее. Какие-то эмоции — но совсем не те, на которые я рассчитывала.

Когда он снова заговорил, сразу стало ясно, что в нем произошла перемена. Что-то лопнуло. Очевидно, кончилось терпение. Приятный человек исчез, хотя нельзя сказать, чтобы он особенно сегодня проявился. Когда он заговорил, его голос показался мне чужим. И довольно мерзким.

— Ага, — сказал он, делая паузу перед каждым словом. — Наверняка. Нужен.

— Что? — удивилась я.

Хотя я все еще была погружена в ощущение потери и безысходности, я все же уловила в нем эту перемену. И сообразила, что перемена эта не в мою пользу. Сразу стало ясно, что далеко не все было в порядке, когда он так охотно со мной соглашался. Больше того, стало ясно, что все было совсем не в порядке, когда он соглашался со мной таким странным тоном.

— Ну да, — продолжил он тем же противным голосом, — как же ты права! Я действительно был тебе нужен!

Что случилось? События принимали неожиданный оборот. Мне стало казаться, что я вмешалась в какой-то посторонний разговор. Или Джеймс по собственному усмотрению переключил каналы. Я все еще переживала старую тему насчет того, что Джеймс меня бросил, а он переключился на разговор о чем-то другом. И я тщетно старалась успеть за ним.

— Джеймс, что происходит? — совсем запутавшись, спросила я.

— В смысле? — довольно грубо поинтересовался он.

— Почему ты вдруг стал таким странным? — спросила я, сильно нервничая.

— Странным… — задумчиво повторил он и огляделся, как будто призывая в свидетели всех присутствующих. — Она говорит, что я странный!

— Да, это так, — сказала я. По правде говоря, с каждой минутой он становился все более странным. — Я только сказала, что ты был мне нужен и…

— Я слышал, что ты сказала! — злобно перебил Джеймс, снова сменив тон.

Он наклонился через стол и приблизил ко мне свое разъяренное лицо.

«Ну, начинается!» — подумала я. Как ни странно, мне стало легче, хотя я слегка напугалась. По крайней мере, я сейчас узнаю, что с ним, черт побери.