Но зачем? Развернув бумагу, в которую был обернут дневник, она увидела надпись. Верна поднесла бумагу ближе к свече.

Храни его как зеницу ока.

Верна перевернула ее другой стороной, но это было все.

Храни его как зеницу ока.

Верна знала почерк Аннелины. Когда она отправилась за Ричардом, ей было запрещено прибегать к магии Рада-Хань, чтобы держать его в узде, хотя она должна была доставить во Дворец не мальчика, как обычно, а взрослого мужчину. Тогда Верна, рассердившись, отправила во Дворец послание:

Я сестра, которая несет ответственность за этого мальчика. Полученные мной указания неразумны, если не сказать — абсурдны. Мне необходимо знать, в чем смысл этих указаний. Мне необходимо знать, от кого они исходят.

Ответ последовал незамедлительно:

Ты должна выполнять указания, или же тебе придется отвечать за последствия. И более не сомневайся в указаниях из Дворца.

Аббатиса, собственноручно.

Этот выговор навсегда отпечатался в памяти Верны. И почерк тоже. Строчка на клочке бумаги была написана той же рукой.

Только вернувшись во Дворец, Верна узнала, что Ричард владеет Магией Ущерба, и поняла, что, если бы прибегла к помощи Рада-Хань, юноша скорее всего просто убил бы ее. Аббатиса спасла ей жизнь, но Верне было обидно, что ей опять ничего не объяснили.

Впрочем, Верна понимала, почему Аннелина так поступила. Во Дворце были сестры Тьмы, и аббатиса не хотела рисковать. Но все равно было обидно. Разум и чувства не всегда пребывают в согласии. Став аббатисой, Верна начала понимать, что порой убедить людей в необходимости сделать что-то попросту невозможно и тогда остается только приказывать. А иногда приходится использовать людей так, что они сами об этом не знают.

Верна бросила бумагу в чашу, подожгла ее с помощью Хань и дождалась, пока не останется ничего, кроме пепла.

Потом она крепче сжала путевой дневник — свой дневник — в руке. Приятно, что он снова у нее. Конечно, он не лично ее, а принадлежит Дворцу, но Верна владела им столько лет, что привыкла считать своим, как старого надежного друга.

И тут ее словно ударило. А где же второй? У этого дневника есть двойник. Где он? У кого?

Верна, вздрогнув, поглядела на книжечку. Аннелина опять ничего не объяснила. Вполне может быть, что второй у кого-нибудь из сестер Тьмы. Может, таким образом Аннелина пыталась помочь ей узнать, кто из сестер втайне служит Владетелю? Но как? Не может же она просто написать в дневнике «кто ты и где ты?».

Верна поцеловала перстень и встала.

Храни его как зеницу ока.

Путешествия были опасны. Сестер могли взять в плен и даже убить защищенные своей магией враждебно настроенные люди. В таких ситуациях только дакра, похожее на нож оружие, мгновенно отбирающее жизнь, было способно защитить сестру при условии, что она окажется достаточно проворной. Верна по-прежнему носила свою дакру в рукаве. А когда-то давно она пришила к платью потайной карман, чтобы хранить там путевой дневник.

Сунув книжечку в тайничок, она погладила его через платье.

Храни его как зеницу ока.

Милостивый Создатель, у кого же второй?

Когда Верна вышла в приемную, сестра Феба подскочила словно ужаленная и залилась румянцем.

— Аббатиса... Вы меня напугали! Вас не было в кабинете... Я подумала, что вы ушли спать.

Верна взглянула на заваленный бумагами стол.

— По-моему, я велела тебе закончить на сегодня и идти отдыхать.

— Да, — кивнула Феба, в смущении ломая пальцы. — Но я вспомнила, что забыла проверить кое-какие цифры, испугалась, что вы это обнаружите, и прибежала обратно, чтобы доделать.

Верна сложила руки на животе.

— Феба, тебе не хотелось бы сделать для меня то, что аббатиса Аннелина всегда поручала своим старшим помощницам?

Феба перестала ломать пальцы.

— Конечно! А что именно?

Верна жестом указала на свой кабинет.

— Я удалилась в сад, чтобы попросить Создателя указать мне путь, и мне пришло в голову, что в эти времена испытаний надлежит свериться с пророчествами. Когда у аббатисы Аннелины возникала такая необходимость, она велела своим помощницам удалить из хранилища всех посторонних, чтобы никто не видел, что именно она читает. Не хочешь ли спуститься туда и приказать всем покинуть хранилище, поскольку сейчас туда придет аббатиса?

Феба возликовала.

— С удовольствием, Верна!

А ведь она действительно на вид почти девчонка, недовольно подумала Верна. Они с Фебой были ровесницами, хотя, увидев их рядом, никто бы этого не сказал.

— Тогда пошли. У меня есть еще и другие дела.

Сестра Феба ринулась к дверям, на ходу набрасывая на плечи свою белую шаль.

— Феба. — Круглое личико выглянуло из-за двери. — Если Уоррен в хранилище, пусть остается. Он лучше других разбирается в книгах и быстрее отыщет мне нужные. Это сбережет время.

— Хорошо, Верна, — выдохнула Феба. Ей нравилась работа в приемной — наверное, потому, что поднимала ее в собственных глазах. Неудивительно, что возможность отдать приказ, хоть и от имени аббатисы, так обрадовала ее. Феба ухмыльнулась. — Хорошо, что на месте оказалась я, а не Дульчи!

Верна вспомнила, что когда-то они с Фебой были очень похожими по характеру. И подумала, неужели она была такой же несдержанной, когда Аннелина отправила ее за Ричардом? Да, за проведенные вне стен Дворца годы она стала старше Фебы не только внешне. Впрочем, путешествия всегда расширяют кругозор.

— Прямо как в старые добрые времена, правда? — улыбнулась Верна, когда они с Фебой спускались по лестнице.

Феба хихикнула:

— Ага! Только теперь нам не придется забивать с молитвой тысячу гвоздей!

И она упорхнула вперед, шелестя подолом.

Верна подошла к огромной двери хранилища как раз в тот момент, когда Феба выводила оттуда шестерых сестер, двух послушниц и трех воспитанников. Их обучение не прерывалось ни днем, ни ночью, и порой их даже специально будили — в частности, для занятий в хранилище. Время суток не имело значения для Создателя, и ученики должны были знать, что, выполняя Его волю, они тоже не должны обращать внимания на подобные мелочи. Увидев аббатису, все дружно поклонились.

— Да благословит вас Создатель, — произнесла Верна. Она чуть было не принялась извиняться за то, что выставила их из хранилища, но вовремя спохватилась. Она никак не могла привыкнуть к тому, что ее слово — закон.

— Никого нет, аббатиса, — торжественно провозгласила Феба и, кивнув в сторону хранилища, добавила: — Остался лишь тот, кого вы хотели видеть. Он в одном из малых залов.