После долгих колебаний она взялась за дверную ручку и застыла, словно собираясь нырнуть в бассейн с ледяной водой. Затем медленно повернула ее и шагнула через порог, глядя на высокий тамариск.

Пенрод стоял, прислонившись плечом к стволу пальмы. Увидев Ребекку, он выпрямился и посмотрел вверх. Его лицо было в тени, и она шагнула к краю балкона, чтобы лучше разглядеть его. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Ребекке казалось, что она вот-вот задохнется от волнения. Дыхание сбивалось, тело горело как в лихорадке, а нервы дрожали натянутыми струнами. А внизу живота нарастала смутная боль, готовая в любой момент вырваться наружу. Не выдержав его взгляда, она отвернулась и посмотрела на большую ветку тамариска, отходившую от ствола, словно огромный питон, и нависавшую над ее балконом. Сестры использовали ее в качестве качелей и почти до блеска отполировали ствол. Ребекка положила руку на ветку и, взглянув на Пенрода, тихо прошептала:

– Я не пытаюсь соблазнить его. Это вовсе не приглашение подняться.

Капитан подошел к дереву и стал быстро взбираться. Она тихо вскрикнула и даже прикрыла глаза от страха. «Он не должен этого делать! Я не хотела!»

А Пенрод тем временем добрался до основания ветки и, словно по трапу, пошел к ней по толстому стволу на высоте почти двадцати футов. Она была поражена его ловкостью и физической силой и очень боялась, что он упадет на землю и покалечится. Но еще больше ее пугало, что он не упадет и в конце концов доберется до балкона. И тогда?..

Она быстро повернулась, вбежала в комнату, закрыла за собой дверь и хотела было повернуть защелку, но руки отказались повиноваться. Тогда она отступила, с ужасом наблюдая, как он спрыгнул на балкон и осторожно вошел в комнату, прикрыв за собой дверь. Ребекка собралась закричать, но рядом находились спальни ее отца и сестер. Конечно, ей не хотелось поднимать шум и будить их, и она просто смотрела на него широко открытыми глазами, казавшимися еще больше на тонком бледном лице. Он медленно подошел к ней и протянул руку, будто пытаясь успокоить. Ребекка задрожала от охватившего ее возбуждения.

Пенрод прикоснулся пальцами к ее щеке.

– Ты очень красивая, – прошептал он так нежно, что она чуть не расплакалась.

Он положил руки ей на плечи и осторожно привлек к себе. А она не могла оторваться от его зеленых глаз, лучившихся в свете масляной лампы золотыми искорками. Его ладони скользнули вниз и обхватили ее тонкую талию, а руки Ребекки безвольно повисли вдоль тела, как у безжизненной куклы. Он еще крепче прижал ее к себе, и сил сопротивляться совсем не осталось. Наклонившись к ее лицу, Пенрод нежно коснулся ее губ, и она ощутила приятную теплоту. Они застыли на какое-то время, а потом, когда он раздвинул ее губы своим сильным языком, Ребекка невольно обняла его обеими руками, и он так сильно сжал ее в объятиях, что у нее даже дыхание перехватило. Она почувствовала что-то твердое, пульсирующее между их животами, и ощутила влагу, затопившую ее, как весеннее половодье после долгой зимы. Ребекка плотно сжала бедра, чтобы эта влага не потекла по ногам, но было уже поздно.

Пенрод чуть отклонился, и она, словно боясь потерять контакт с его телом, потянулась следом. Он развязал поясок ночной рубашки и поднял ее до груди. Ребекка инстинктивно прикрыла обнаженное тело, но он отвел ее руки.

– Как ты прекрасна! – пробормотал он хриплым от возбуждения голосом.

Услышав столь высокую оценку, Ребекка невольно расправила плечи, выставив упругие груди с набухшими и потемневшими сосками. Его глаза говорили, что они показались ему не такими уж маленькими. Ей вдруг захотелось, чтобы он прикоснулся к ним губами, но Пенрод продолжал восхищенно смотреть на нее. Тогда она вскинула руки, запустила пальцы в его волосы и потянула его к себе.

Пенрод поцеловал ее в губы и стал осыпать поцелуями шею и груди. Никогда еще она не испытывала таких противоречивых ощущений. Вдыхая, он обдавал ее прохладной, а потом словно обжигал жаром при выдохе. Губы его были то мягкими, горячими и влажными, то вдруг становились твердыми, холодными и сухими. И язык сперва казался ей тонким и острым, но уже через мгновение вдруг становился большим и нежным, как у кошки, которая слизывает с тарелки сметану.

Он продолжал страстно целовать Ребекку, пока она не почувствовала тупую боль внизу живота. Тогда он подхватил ее на руки и понес на кровать, положив на простыни, словно самое драгоценное и хрупкое существо в мире. Пенрод расстегнул несколько пуговиц на рубашке, наклонился над масляной лампой и задул огонек.

– Нет! – решительно воспротивилась Ребекка. – Не надо гасить свет. Ты уже видел меня, а теперь я хочу видеть тебя.

Она сама не верила, что осмелилась произнести такие слова, но он уже медленно снимал рубашку, а потом и бриджи. Его кожа была гладкой и ослепительно белой в местах, укрытых от солнца. Тугие мышцы на руках и груди говорили о большой физической силе и играли, когда он раздевался. Она помнила его обнаженным в ту памятную ночь и была уверена, что этот образ останется с ней навсегда. Но такого еще не видела и была так потрясена, что даже прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от удивления. Он подошел к кровати и встал над ней на колени.

– Пожалуйста, не делай мне больно, – взмолилась Ребекка.

– Я скорее умру, чем причиню тебе боль…

Она закрыла глаза и испугалась, что что-то разорвется в ее теле, когда он вошел в нее. Внутри ее нарастало странное сопротивление, но Ребекка уже не могла подчиняться этому чувству.

Она понимала, что поступает неправильно, однако покорно принимала происходящее. Пенрод начал ритмично двигаться, и девушка отвечала ему своими телодвижениями. Вдруг она ощутила резкую боль, но та быстро исчезла, уступив место неописуемому блаженству. Они слились в единое целое, все ускоряя темп, пока Пенрод не излил в нее свое семя. И в этот момент Ребекка испытала неведомое прежде чувство освобождения и восторга. Она выгнулась дугой и чуть было не закричала во весь голос, но вместо этого впилась зубами ему в шею.

– Останься со мной, – тихо попросила она, когда чуть позже он вскочил с кровати и стал быстро одеваться. – Не оставляй меня так быстро.

– Ты же знаешь, что я не могу себе этого позволить, – ответил Пенрод. – Уже поздно, скоро наступит рассвет и в доме появится прислуга.

– Когда ты уезжаешь?

Он замер, так и не застегнув рубашку, и мрачно спросил:

– А кто тебе сказал, что я должен уехать? – Но она лишь покачала головой. – Это опасная информация, Бекки. Если об этом узнают наши противники, может оборваться не только моя жизнь, но и многих других людей.

– Я не скажу об этом ни единой живой душе, – горестно пообещала она. – Но я буду скучать по тебе…

Ребекка хотела услышать от него клятвенное обещание, что он непременно вернется к ней. Отец сказал, что лодка уходит сегодня ночью и на военных нельзя полагаться. А ей не хотелось, чтобы все случилось именно так.

Пенрод только пожал плечами.