— Откуда вы звоните?

— Хельсингборг. Я уже говорила с кем-то из ваших сотрудников, и мне посоветовали позвонить вам.

— Да.

— Я ее приемная мать… была приемной матерью. Лучше сказать, одной из них.

— Говорите только про себя. Вы узнали Хелену Андерсен?

— Да…

— Как?

— По фотографии в местной газете… и по ТВ… Я подумала, что это Хелена… Я живу в Хельсингборге, — добавила она после паузы.

— Когда вы в последний раз ее видели?

— О… прошло уже много лет.

— Как много?

— Мы не виделись… сейчас соображу… это было еще до смерти Юханнеса. Моего мужа. Хелена уехала отсюда, думаю, двенадцать лет назад. У меня где-то есть бумаги, могу поискать.

— Но вы узнали ее по фотографиям в газете?

— Да… Я знала, что у нее ребенок… девочка. Они так похожи…

— Я хочу, чтобы вы приехали сюда, госпожа Кейсер. Сможете?

— Чтобы я приехала в Гетеборг?

— Да.

— Я уже в годах… но, конечно, могу, если это так уж нужно.

Винтер посмотрел на часы.

— Сейчас еще рано. Садитесь на первый же поезд. Мы закажем вам билеты и гостиницу. Вас встретят на вокзале.

— У меня есть знакомые в Гетеборге.

— Как вам будет угодно, госпожа Кейсер.

Он начал отслеживать ретроспективный след. Даже много следов. Достаточно много, чтобы начал выстраиваться более или менее внятный рисунок.

Биргерссон и Велльман предоставили в его распоряжение достаточно людей, чтобы быстро обработать все доступные архивы и задать нужные вопросы. «Мы сражаемся со временем, — сказал Биргерссон. — Убийца убийцей, но в первую очередь найдите девочку».

— Это одно и то же, — ответил Винтер.

Итак, Хелена воспитывалась в трех семьях. Насколько известно, об ее удочерении речь даже не шла. В первый раз она попала в детский дом в четырехлетием возрасте. Кто-то оставил ее в Сальгренска в тяжелом состоянии: запущенная пневмония, которая могла привести к смертельному исходу. Ее положили на кушетке в пустой комнате для посетителей. Никаких записок, никаких просьб. Только крошечная девчушка, иногда вскрикивающая в забытьи.

Все это было им теперь известно. Девочка несколько недель не могла говорить, и далеко не сразу удалось выяснить, что зовут ее Хелена Делльмар, а маму — Бригитта Делльмар.

Мама с дочкой за три недели до этого исчезли из своей квартиры на площади в Фролунде.

После них в квартире сменилось тринадцать жильцов.

Бригитта Делльмар была известна полиции — числилась в уголовном регистре. Ее задержали за мошенничество в 1968 году, но отпустили за недостатком улик. Имя упоминалось в связи с ограблением Торгового банка в Йончёпинге. Но следствие интересовали только ее взаимоотношения с одним из возможных грабителей. Однако тот, как выяснилось, сидел в тюрьме за другое ограбление и к йончёпингскому делу был непричастен.

Свен Юханссон. Свенов Юханссонов в Швеции не меньше, чем Джонов Смитов в Англии, подумал Винтер, перебирая принесенные Меллерстрёмом бумаги.

И имя, и фамилия — из самых распространенных.

Свен Юханссон. Умер от рака легких семь лет назад. Отец Хелены? Но почему тогда Андерсен? Они еще не нашли третью приемную семью Хелены. Может быть, те и дали ей фамилию Андерсен?

Мать исчезла и никогда больше не появлялась. Бригитта Делльмар. История повторяется. Странно, но так случается довольно часто. Дочери матерей-одиночек рожают детей от мужчин, которые потом исчезают. Что значит — исчезают… «Найдем, — подумал Винтер. — Нельзя бесследно исчезнуть. Мы находим всех, кого ищем. Нашли Хелену, узнали, кто ее мать. Найдем и мать, и отца, и мужа. Отца Йенни. И найдем Йенни. А что случилось с Бригиттой Делльмар? Как она исчезла? При каких обстоятельствах? Скоро узнаем…» Это и есть работа полиции — искать. Его работа. Виртуальная охота в далеком прошлом.

— Высоко, — сказал Хальдерс, стоя у окна в гостиной. — Пока долетишь до мостовой…

— Голова кружится?

— Да. У меня всегда башка кружится, когда смотрю на Хеден.

— Скверные воспоминания?

— Скверное чувство мяча. — Он отвернулся от окна. Анета Джанали присела на корточки у стереосистемы. — Ты сюда недавно переехала?

— Да, а что?

— Если нужна какая-то помощь… только скажи. После травмы…

— Я же не ношу ящики в зубах, Фредрик.

— Кто тебя знает…

— А ты какую музыку слушаешь, когда хочешь расслабиться?

— Я не расслабляюсь.

— А что ты слушаешь, когда не расслабляешься?

— Занял у Винтера пару дисков с джазом, но быстро устал. А он не устает.

— Может, и нет.

— Хотя выглядит усталым.

— А ты когда последний раз смотрела в зеркало?

— Видел Винтера на той неделе в ресторане с Бюловым. Темнит он что-то.

— Кто это — Бюлов?

— Журналист из «ГТ». Вечно крутится у нас в управлении с важным видом.

— Как и ты.

— Вот именно. Как и я.

— А что ты-то делал в ресторане?

— Расслаблялся, — сказал Хальдерс. — Дома я не расслабляюсь. Только в ресторанах.

— Недешевый способ.

— А Винтер не расслаблялся.

— Ты все время говоришь об Эрике.

— А ты на прическу его обратила внимание?

— Кончай, Фредрик.

— Вылитый рокер, мать его… из этих, знаешь — тяжелый рок.

— Ты просто завидуешь.

— Завидую?

— Завидуешь его волосам… — Анета посмотрела на блестящий череп Хальдерса, и ей захотелось пустить на него солнечный зайчик.

— Я завидую? Если захочу, могу отрастить волосы, как у… пуделя.

— Еще бы!.. Так это, значит, твоя музыка — тяжелый рок? Ничего не могу вспомнить, кроме «Роллинг Стоунз».

— А джаза у тебя нет?

— Нет.

— Вот и хорошо.

— Ну скажи же, что тебе нравится, Фредрик?

— Какая разница?

— Любопытно.

— Ты наверняка думаешь, что меня колышет белая музыка? «ВАМ»?[23]

— Да… когда ты расслабляешься.

— Ты, я смотрю, и в самом деле любопытна.