Сцены, мелькающие перед мысленным взором Константина, были весьма яркими и реалистичными. Он уже давно понял, что этого вполне можно достичь, если должным образом стимулировать свою память и свое воображение.

– «Более того, некая шлюха, причастная к совершаемым ими безобразиям, жрица фурий, прислужница демонов, произносящая заклинания, несущая разврат, поносящая Христа, села на трон патриарха, напевая непристойную песню и то и дело вставая и танцуя…»

Снова выйдя на улицу и оставляя оскверненный храм за своей спиной, он пошел обратно домой, сворачивая наугад то в одну, то в другую сторону, но при этом будучи уверенным, что он встретит на своем пути все, что ему необходимо, дабы вспомнить остальные слова давно умершего историка.

В одном из дверных проемов отчаянно боролись мужчина и женщина. Мужчина, облаченный в кольчугу, держал полуголую женщину рукой за горло. Его свободная рука сжимала грозный клинок, острие которого упиралось в ее тело чуть пониже грудной клетки. Юбки несчастной были высоко задраны, и насильник пытался протиснуться между ее ног. Бедра мужчины терлись о бедра женщины, а его разинутый рот прижимался к ее шее. Из ее глаз текли слезы. В других местах вопящих мужей оттаскивали от их жен и уводили прочь или же убивали прямо на глазах ближайших родственников. Дети умоляли пощадить их отцов, плакали и визжали, а матери этих детей рвали на себе одежду и волосы и падали на землю.

– «Никого не обошло горе. В переулках, на улицах и в храмах раздавались причитания, плач, стенания, вопли и стоны мужчин, пронзительные крики женщин. Людей ранили, насиловали, уводили в плен, разлучали с теми, кто был им наиболее близок».

Закончив цитировать, Константин почувствовал, что созданный в его воображении город постепенно исчезает, перемещаясь куда-то за его спину. Перед ним же теперь была его спальня – его неизменная спальня. Увидев самого себя лежащим в постели, а своего наставника – сидящим на ее краю, он закрыл глаза.

– Прекрасно, мой дорогой Коста, – произнес Дука, отвернувшись от картины и посмотрев в глаза своему ученику. – Замечательно.

Минуту-другую спустя принц открыл глаза. Его пристальный взгляд встретился со взглядом старшего друга.

– Турки, которые стали лагерем возле наших стен… Сколько их? – спросил он.

Дука вздохнул и, опустив глаза, уставился на свои колени. После недолгой паузы он снова посмотрел на Константина и сказал:

– Если судить по словам наших наблюдателей, турок около пяти тысяч.

Константин улыбнулся, увидев, как его наставник нахмурился и как у него при этом между бровями появились глубокие складки.

– Но… – сказал Константин, приподнимая подбородок и тем самым задавая немой вопрос.

– Но намного больше находится на пути сюда. Насчет этого нет никаких сомнений.

Константин, ничего не говоря, продолжал смотреть на полное лицо Дуки.

– Намного, намного больше, – повторил наставник. – Мехмед наступает из своей столицы Эдирне вместе со всеми имеющимися в его распоряжении воинами. Те из наших людей, кто уже видел их, говорят, что собранное войско… неисчислимое.

Константин кивнул.

– Я уверен, что на самом деле все так и есть, – сказал он. – Должен признать, что в глубине души я даже немного рад тому, что увижу столь огромное скопление людей собственными глазами.

– У меня нет такого стремления, – сказал Дука. – К сожалению, нам обоим еще до конца недели представится возможность увидеть их во всей их красе.

– Что собрало их вместе? – спросил Константин. – Я уверен, что они настроены очень решительно. Как эти иноверцы называют нашу стену? Костью в горле Аллаха?

– Именно так, мой принц, – подтвердил Дука. – Как это ни печально, он этой костью пока не подавился.

– Да ладно тебе, Дука, – поднимая бровь, сказал Константин. – Разве мы все не библейские люди? Мусульмане, христиане, иудеи – у нас всех один и тот же Отец Небесный, только его называют по-разному.

– Люди бывают разные, – грустно произнес Дука. – Я сомневаюсь, что Аллах хочет нам вреда. Но Мехмед и его охотничьи псы?..

Этот вопрос Дуки остался висеть в воздухе, словно дурной запах.

– Псы? Псы? Да угомонись ты, Дука! Сначала ты желаешь вреда Отцу Небесному, а затем обзываешь его детей.

– Да уж, все – его дети, – сказал Дука. – Под знаменами султана на нас, возможно, движется столько же христиан, сколько и иноверцев. И я допускаю, что наступает самый настоящий конец света.

– Нужно верить, друг мой, – с укоризной произнес Константин и, протянув руку, ласково похлопал ладонью по толстому колену Дуки. – Сейчас пришло время веры. Сколько осад пережил наш город за тысячу лет?

– Более двадцати, – ответил Дука, не поднимая взгляда.

– Двадцать две, – уточнил Константин. – Аллах пытается выплюнуть из своего горла стену Феодосия вот уже тысячу лет. Я не вижу, почему двадцать третья осада должна закончиться не так, как все предыдущие.

Дука спокойно посмотрел на своего ученика.

– Я устремляю свой взор на море и вижу волны, которые никогда не останавливаются, – сказал он. – Я смотрю на наши стены, обращенные к морю, и вижу, что они всегда находятся на одном и том же месте. Османские турки – сыновья и дочери неугомонного народа. Они не любят городб так, как их любим мы. Думаю, они скорее презирают их. Подобно тому, как море постоянно движется и ни на мгновение не замирает, так и турки всегда пребывают в движении. Их сердца испытывают больше всего счастья не в дворцах или на городских улицах, а в пути. Мы оказались преградой у них на пути. Наши стены – это оскорбление всему тому, во что они верят и чем они являются. Волны должны катиться вперед, а стены должны падать.

– Почему же тогда они медлят со своим походом на Константинополь? – спросил принц. – Если наше присутствие здесь настолько отвратительно и неприемлемо для них, то почему они не примчатся сюда галопом?

Дука поднялся с постели принца и подошел к окну. Его внимание привлекла длинная процессия горожан, которые шли, сомкнув ладони в молитвенном жесте и опустив головы, и что-то бормотали. Во главе процессии находилась группа священников, несущих икону Девы Марии в натуральную величину.

– Турки тащат с собой большие… машины, – сказал Дука, продолжая наблюдать за верующими, на лицах которых застыло отчаянное выражение. Он знал, что жители города непрерывно, день и ночь, умоляют небеса вмешаться в происходящее.

– Машины? – спросил Константин. – Какие именно? Катапульты, тараны? Все это уже побывало у наших стен и ни разу не привело к положительному результату. «Кость в горле Аллаха» нельзя ни выплюнуть, ни проглотить.

– У меня не хватает слов для того, чтобы описать эти последние творения, – сказал Дука. – Наши люди в деревнях, расположенных за городскими стенами, – тех деревнях, мимо которых уже проходили эти нечестивые турки, – говорят, что у турок есть большие бомбарды.